— Никогда в жизни не чувствовала себя лучше!
— Ну вот!
— Но я же и не сказал, что это как-то отразилось на людях, — поспешил уточнить Ибаньес, — я не сказал даже…
— Не знаю, имею ли я право вмешиваться, — высказывает свое мнение Мария, — но… мне кажется, вы слишком уж всё усложняете. Больно мудрствуете… Не исключено, что с минуты на минуту снова дадут свет. А если и не дадут… надо воспользоваться моментом и расслабиться. В конце концов, у нас у всех выходные. Сколько людей заплатило бы любые деньги за то, чтобы хоть на один день по-настоящему, то есть в буквальном смысле слова, потерять связь с окружающим миром, именно по-настоящему, когда ты не можешь никому позвонить и тебе никто не может…
— Хинес, — говорит Уго, — эта девушка — чистое золото. Мы ее назначим…
— У этой девушки нет детей, которых она оставила за полтораста километров отсюда. — В словах Марибель прозвучала скорее снисходительность, чем желчность, и тем не менее оттенок осуждения был очевиден.
— Да ладно тебе! — возражает ей Уго. — Когда она говорила о полной оторванности от мира, она и это имела в виду, правда, Мария? К тому же существуют ведь для чего-то бабушки с дедушками?
— Не знаю, как у кого, — не отступает Марибель, — но мы, например, можем рассчитывать всего на полторы бабушки…
— Да угомонитесь вы! — перебивает их Хинес. — Давайте сейчас постараемся не отвлекаться от того, что действительно важно. Надо сходить за остальными мобильниками и за фонариком… Марибель, ты можешь принести фонарик?
— Я сам принесу.
Голос Рафы, раздавшийся после долгого перерыва, заставляет всех примолкнуть. Он звучит ровно, пожалуй, даже слишком спокойно, хотя, не видя лица, не всегда легко правильно истолковать интонацию.
— Тогда пошли, — говорит Уго, срываясь с места и увлекая за собой Марию, Хинеса, Рафу, Ампаро, а также Ибаньеса.
— Уго, — кричит вдогонку Кова, когда те уже отошли на несколько шагов, — захвати и мой телефон!
— А где он?
— В сумке — она на той же полке, где музыкальный центр, рядом с ним.
Люди кучкой двинулись к дому.
— Эй, посвети-ка зажигалкой, — просит Ампаро, хватаясь за того, кто находится рядом с ней, — как оказалось, за Марию. — А то мы ноги тут себе переломаем!
— Не стоит лишний раз зажигать ее! — мягко увещевает Уго. — Мы должны экономить газ. А вдруг нам придется пользоваться этой зажигалкой еще несколько дней!
— Типун тебе на язык…
На площади остались Ньевес, Марибель и Кова. Они стоят на некотором расстоянии друг от друга. Кова — в центре, две другие — в равном отдалении от нее. Они следят за тем, как их друзья исчезают в дверном проеме, освещая себе путь зажигалкой. Три женщины не разговаривают, не двигаются, а просто смотрят в сторону приюта, откуда теперь до них доносятся едва различимые голоса.
