Но действительность оказалась совершенно иной. Жилище эльфов представляло собой четыре гигантских дерева, стоявших как бы по углам воображаемого квадрата, а между ними, на различной высоте, были сооружены дощатые настилы. Туда, наверх, вели легкие деревянные лестницы, по спирали охватывающие могучие стволы. Над настилами были натянуты разноцветные тенты, придающие всему сооружению живописный, радостный вид.
Нэвил и Альвина поднялись на третий уровень, туда, где располагались личные покои принцессы. Юному наследнику Авеля, привыкшему к замкнутым пространствам городских домов, всё здесь казалось удивительным и непривычным. Покои были разделены на несколько комнат легкими ширмами, обтянутыми расписным шелком, полы усланы мягкими, пушистыми коврами. Мебели было немного, но каждый из её предметов представлял собой настоящий шедевр знаменитой на весь Карелан эльфийской резьбы по дереву. Но самое главное заключалось в том, что жилище это не было статичным, ограниченным в самом себе. Сюда без помех проникали легкие, ласкающие кожу порывы ветерка, кое-где в него попадали ветви дерева с его поразительной изумрудно-зеленой листвой. Самое удивительное, что деревья, на которых был расположен дом эльфов, несмотря на всю свою древность, продолжали цвести изумительными по красоте золотистыми цветами. Ничего подобного им за пределами Гюль-Арама Нэвил никогда не видел.
– Идем, мой друг, – поманила его рукой принцесса. – Ты вымоешься с дороги, а я пока подберу тебе чистую одежду.
Альвана проводила его в небольшую комнатку, посреди которой стояла фарфоровая ванна в виде цветка лотоса. Она была наполнена водой, на поверхности которой плавали ароматные лепестки роз. На одной из створок ширмы весело зеркало в позолоченной раме и мягкое розовое полотенце. Перед зеркалом стоял изящный туалетный столик, уставленный множеством баночек и флакончиков.
– Не буду тебе мешать, Нэвил, – сказала принцесса. – располагайся здесь, как дома.
Она улыбнулась ему чарующей улыбкой и вышла. Оставшись один, Нэвил снял с себя пропыленную, показавшуюся ему такой грубой среди всего окружающего изящества одежду и с наслаждением погрузился в ванну. Как ни странно, на его теле не осталось и следа от многочисленных ссадин, полученных во время спуска в овраг. То ли это было как-то связано с магическим лечением Альваны, то ли сам по себе воздух Гюль-Арама был настолько целебным, что моментально заживлял все раны, но факт оставался фактом – кровавые царапины просто исчезли, как будто всё, произошедшее с ним этой ночью, было всего лишь дурным сном.
