— Нехорошо, господа, не по — господски вы себя ведете, а, не в обиду будь сказано, по — свински!
Господин в енотах, почувствовав себя уязвленным, тотчас стал расталкивать людей и, намереваясь сразиться с противником, угрожающе проворчал:
— Видали такого? Новый проповедник объявился! Хотим курить и будем, сколько бы вы не бранились!
— Дымите себе на здоровье! Каждый при своем и останется: при вас ваша сигара, при мне мое слово.
Рыжий господин растерянно заморгал глазами, видно, не находя скорой и меткой отповеди. Спустя несколько минут он процедил сквозь зубы грубое ругательство, так и не разрешившись острым словцом. Молодые парни, закурившие вслед за ним, пронзили «картуз» грозным взглядом, но тоже ограничились нечленораздельной бранью. Ян Радусский видывал и не такие вагонные сцены. Ему случалось наблюдать, как толпа, возмущенная какой‑нибудь несправедливостью станционного кассира, разбушевавшись, брала штурмом вокзал, буфет, вагоны, выгоняла оттуда пассажиров на все четыре стороны и ехала, куда вздумается. Трудно поэтому передать, как понравилось ему вмешательство гражданина в картузе. Из‑за спины пассажира в расстегнутом сюртуке он все время поглядывал на своего единомышленника и решил немедленно с ним познакомиться. Тем временем тот, не переставая бросать смелые взгляды на компанию курящих, пробился в середину вагона, за печь, где уже давно шла какая‑то игра. Оттуда то и дело доносились возгласы, перебранка, угрозы, приглушенный шепот и взрывы смеха.
Радусский уступил свое место тучному соседу, а сам протиснулся к печке и через плечи склонившихся мужчин стал смотреть, что там делается. Компания была увлечена своеобразной азартной игрой. Высокий худощавый парень с физиономией уголовника держал в руке длинный, тонкий и узкий кожаный ремешок. На виду у всех он складывал ремешок пополам и скатывал его от середины к концам. Когда весь ремень превращался в ровный кружок, он клал его на скамью и предлагал желающим попасть тонкой проволокой в центр.
— Ты ставишь рубль на кон, я ставлю рубль на кон — и игра идет, — говорил он с такой плутовской интонацией, что Радусский невольно улыбнулся. — Вот я беру ремешок за концы, видишь? Теперь начинаю раскручивать, видишь? Останется проволока в петле, когда я раскручу ремешок, — рублевка твоя, проскочит мимо — рублевка моя. Понятно?
Проволока редко когда оставалась между половинками ремешка, а больше «проскакивала мимо». Время от времени, когда игрок, взбешенный потерей нескольких «рублевок», начинал догадываться о мошенничестве, она все же попадала в центр, и число желающих попытать счастья увеличивалось. Сторонник Радусского горящими глазами следил за игрой, наклоняя голову то к правому плечу, то к левому; наконец, когда последний из игроков стал шарить по карманам в поисках денег и ни в одном ничего не нашел, человек в картузе крикнул:
