Пан Опадский с минуту молчал. По губам его скользила холодная и страшная усмешка.
— Я не знаю, дорогие мои, законов магдебургского права. Судите сами, как требует святая справедливость, и помните о моей обиде — вот и все.
— Так нам, вельможный пан, сейчас суд выбрать?
— Да, да, сейчас, — ответил пан Опадский.
Мещане поклонились ему в ноги и медленно вышли из дома. В тот же вечер Франусь с кучкой гайдуков и батраков схватил Пулюта и Фелека. Обоих засадили в городскую тюрьму, где в былые времена держали преступников.
III
Фелек, выведенный из темницы, быстро бежал между рослыми верзилами, которые толкали и подгоняли его. Только начинало светать. Огромные деревья парка тонули в тумане; ни простора полей, ни дальних деревень еще совсем не было видно. Холодная апрельская роса побелила черные крыши в городке, пласты земли, отваленные плугом на полях, заборы и козырьки каменной ограды кладбища и костела. Кучка людей, ведших Фелека, пробежала две песчаные улички, миновала рыночную площадь, на которой стояли домики мещан с крылечками на столбах, и обогнула кладбищенскую ограду. Когда‑то там, по — видимому, были укрепления, так как кое — где виднелись развалины толстых каменных стен, прижатых к выступам и глинистым обрывам. Это место издавна называлось «Замком». Крепкие каменные стены, обвитые плющом, терном и барбарисом, разрушались, и вокруг них лежали груды обломков. Когда
Фелека вывели за кладбище, он увидел большую толпу людей, сбившихся у развалин старого замка.
Люди жались в толпе, поднимались на цыпочки, стараясь заглянуть в середину круга. В глубоком молчании слушали они доносившийся оттуда голос. Прибывших остановили и жестами приказали им молчать. Фелек услышал басистый голос помещичьего писаря, который и допрашивал и вел протокол по делу Пулюта. Писарь читал, запинаясь:
— «…каковое дело предстало пред судом нашим, и за оные преступные деяния настоящим судебным решением согласно священного закона выносим приговор: четвертовать преступника живым, голову, руки и ноги насадить на колья у большой дороги и на рубежах. Хотя злодей заслуживает по закону смертной казни, означенной в приговоре, однако, ad instantiam[45] ясновельможного пана нашего и благодетеля, постановляем: приговор смягчить и вышеупомянутого Матуса Пулюта не четвертовать, а мечом обезглавить. В соответствии с решением приговор привести в исполнение. Pereat mundus, fiat justitia. Arnen[46].»
Фелек остолбенело смотрел в середину круга. Вдруг в толпе произошло движение, и на небольшой холмик поднялся коренастый человек с длинными волосами, спадавшими на плечи. Он подталкивал Матуса, держа его за руку. Рубаха у Пулюта была изорвана, волосы всклокочены, бледен он был, как полотно. Фелек поднялся на цыпочки и увидел, как здоровенный парень поставил на куче глины широкую колоду. К Пулюту подошел старый ксендз, дал ему поцеловать распятие и хотел что‑то шепнуть ему на ухо. Матус рванулся, встал возле колоды и хриплым голосом крикнул:
