— Жрали тут! Грелись! Спали тут в тепле!
Безоружная толпа, отступая, сильно напирала на стоявших позади пехотинцев и сталкивала их в озеро. Целые роты австрийцев стояли уже по пояс в воде и не могли угрожать неприятелю. Солнце рассеяло туман, и командиры увидели свою гибель. Дорога на Хасле была закрыта, дорога на Фурка тоже, и войска, как стадо коров, толпой валили в озеро. Отряд, стоявший на берегу близ Бернских Альп, бросился в озеро, и несколько сот человек, бредя почти по шею в воде, вышли на противоположный берег. То же самое хотел сделать офицер, командовавший толпой близ Нэгелисгретли. Зажатый кучкой полуобезумевших солдат, стоя по пояс в воде, он бил бегущих, в бешенстве рубил их. шпагой, хватал за плечи, отталкивал в сторону и непрерывно кричал охрипшим голосом:
— Налево! Налево!
Солдаты Ле — Гра, спускаясь с перевала, стреляли по этой толпе, подвигавшейся к середине озера. Убитые, падая, тянули за собой живых, раненые хватали их за ноги. Толпа бежала, спотыкаясь об упавших, и здоровые солдаты, падая, тонули на мелком месте. Другие бросались вплавь поперек озера и погибали от метких выстрелов или тонули, доплыв до середины. Офицер, отчаявшись, вырвал у одного из своих солдат карабин и в ярости стал колоть трусов штыком, крича нечеловеческим голосом:
— Налево!
Люди, казалось, не слышали его голоса, не чувствовали ударов. На минуту он остановился, а потом. сам бросился в глубь озера, выплыл оттуда на мелкое, открытое место и, разбрызгивая воду, быстро пошел, прямо на роту Ле — Гра. Уже недалеко от берега он поднял карабин, нацелился в кучку французов и выстрелил. Пуля попала в того самого молодого солдата, который из австрийского пленного превратился во французского гренадера. Он выпал из шеренги, рухнул, как подпиленное дерево, и уткнулся в землю лицом. Его старый товарищ глухо охнул, почувствовав такую острую жалость и мучительную боль, словно пуля попала в грудь ему самому. Тем временем другие австрийские части подвигались по берегу озера и, оправившись от испуга, начинали понемногу вступать в бой с французами. Выстрелы там утихли, и среди стонов слышался только сухой лязг штыков. Солдат Матус, поглощенный боем, покинул товарища и побежал в шеренге, тесня врага.
На другом берегу озера, где еще раньше укрылась часть австрийской бригады, царила паника. Солдаты бросали карабины, не слушали командиров и, как лунатики, карабкались на крутую скалу, но все время скатывались вниз. Целые толпы солдат, обезумев, вопили
