О солдате-скитальце | страница 18




Alli Manne standet y!
Die vor Emme, die vor Aare.
Stark und frei i Not und G’fare.
Alli Manne standet y![28]

В этой песне тирольца, сильной, свободной и смелой, было что‑то подобное шуму горного водопада, низвергающегося на оледенелые глыбы снега, далекому эхо и пронзительному крику орла, раздающемуся среди скал. Солдаты умолкли. Крестьянин перестал рубить лед, отвернулся, оперся усталыми руками на топорище, выпрямил богатырские плечи и снова запел:


Mir wei freye Schwyzer sy!
Ruleft is’ Land zum Schutz a d'Grenze.
Lue, wi d’ Auge all'ne glanze.
Mir wei freye Schwyzer sy![29]

Минуту спустя он снова запел:


Ose Mutz iseh garn d’rby,
Stellet ne an d’Spitzi fure.
Sapperment, er stieret’s dure…
Ose Mutz isch garn d’rby[30].

Окончив песню, он вдруг пронзительно крикнул по — петушиному и снова принялся неистово рубить лед. Еще несколько десятков ступеней — и глазам первой шеренги колонны открылось снежное поле, очень покатое, но уже не обрывистое. Ущелье, похожее на трубу, осталось позади.

Офицеры запретили шуметь, и солдаты в молчании переживали свою радость. Они выходили на ледник мокрые, перепачканные, потные, с обветренными лицами. Гюдена трудно было узнать. Мундир на нем был изорван, шляпа измята, как старая туфля, руки окровавлены, а прекрасные волосы напоминали клочья сена.

Когда все взобрались на скат, офицеры сделали попытку построить батальоны, чтобы двинуться к вершине Тиральплистока, но трудно было сохранить порядок. Кругом открылось такое необыкновенное зрелище, что у самых энергичных офицеров руки опустились и слова замерли на устах. Все тщетно искали глазами землю. Насколько хватает глаз, простирался ландшафт, как бы порожденный бредовой фантазией или страшным сном. Жители равнин, привыкшие к гладкой зеленой поверхности, оцепенели при виде этих изумительных безбрежных громад льда и гранита. Перед ними открылись таинственные пустыни Бернских Альп— «alt fry Weissland»[31].

По другую сторону долины Хасле, лежавшей у их ног, громоздились горы: Шрекхорн, Веттерхорн, Эйгер, Менх, а дальше уходили в небо два белых гребня Юнгфрау, соприкасающиеся с беспредельными полями Гросер — Алечфирна. Казалось, что там на солнце лежат и греются чьи‑то тела, стоят потрескавшиеся сооружения и обвалившиеся башни, высятся гигантские фигуры, как Менх, или, приковывая к себе воображение, является взору такое загадочное видение, как Финстераархорн. Казалось, что там собрались призраки с того света, что в причудливых формах их нет ничего земного, что это какие‑то чудища и страшилища, порожденные безумным бредом. Три единственных видных там цвета — голубой, черный и белый были так чисты, что вселяли в душу тревогу.