Я хочу писать. Но вот вопрос: о чем мне писать? Нужен жизненный опыт, нужно врасти в материал, нужно время на осмысление. Пока что я продолжаю вести дневник. Возможно, в будущем дневник и станет источником, из которого я сумею черпать материал, ведь так поступали и Генри Джеймс, и Андре Жид, и другие тоже.
Ты знаешь, что я стремлюсь завести собственную семью. Может быть, моя нынешняя работа позволит мне расширить круг общения, встретиться с интересными людьми. Я была бы счастлива, если бы могла достигнуть своей цели за год, но года может и не хватить, тем более что я мечтаю о такой семейной жизни, которая была бы не хуже, чем у тебя с отцом — основанной на зрелости чувств и мудрости, на честности и подлинной привязанности.
Кстати, я уже побывала здесь на приеме, но там были только довольно пожилые люди, мне же хочется познакомиться с ровесниками и единомышленниками.
Я буду держать тебя в курсе всех новостей и надеюсь, что на День благодарения мы увидимся.
Не беспокойся за меня!
С любовью, Кэрри».
Сумерки сгущались, за окнами улица погрузилась в розоватый, будто светящийся туман. Кэрри заклеила письмо в конверт, перешла в гостиную и зажгла свет. Приподнятое настроение не оставляло ее. Кэрри отыскала свою рабочую сумку, достала блокнот и уселась с ним на диван.
Раскрыв блокнот, она начала записывать:
«10 июня. За эти несколько дней на Манхэттене я уже перезнакомилась с множеством разного народа. Где бы я ни появилась, передо мной расстилается красный ковер, все любезны и услужливы, все ведут себя со мной так, будто я что-то собой представляю. Безусловно, студенческие связи сыграли здесь свою роль: несколько телефонных звонков друзьям моих друзей — и пошло, пошло по самому высокому уровню. Жемчужина моей коллекции знакомств — Джефри Грипсхолм, которого светская хроника титулует не иначе, как «самый завидный мужчина в городе». Он унаследовал состояние миллионов в восемьдесят, известен как собиратель предметов искусства и как биржевой брокер. Правда, в качестве кавалера он оставляет желать много лучшего, но тем не менее он постоянно в самом центре светской жизни Нью-Йорка. Сомневаюсь, чтобы я представляла большой интерес для него, — мне показалось, что он из тех, кого зовут тихими пьяницами, потому что после нескольких рюмок его светский лоск делается невыносимо вязким».
— Кэролайн, мои анж!
Джефри Грипсхолм, собственной персоной. По-английски он произносит слова с невероятно аффектированным гарвардским акцентом, однако предпочитает говорить по-французски, ибо считает себя полиглотом.
