— Нет.
— Что-то вы хмурый сегодня, Федор Назарович? Радоваться надо. Все хорошо.
Крапивка встает и молча идет к двери. Вдруг останавливается.
— Что с вами? — спрашивает Дмитрий Николаевич.
Крапивка не отвечает. Постояв в нерешительности, он поворачивается и подходит к профессору.
«Что с вами?.. Что с вами?..» — многократное эхо звучит в голове Крапивки. И гнев, искавший выхода, все накапливается.
— Домой отпускаете? — говорит Крапивка.
— Да, домой.
Крапивка почти не слышит слов Дмитрия Николаевича о помощи, которую ему окажут, потому что весь в плену испуга и гнева.
— Спасибо… Спасибо… — перебивает Крапивка. — Я, конечно, благодарю за все… Только вот смотрю на вас… Очень вы лицом похожи на одного человека. Ну, просто вылитый он. Вот напасть какая…
— Быстрый вы, Федор Назарович, — говорит Лидия Петровна. — Только видеть начали и тут же какое-то сходство обнаружили.
Молчит Крапивка. Путаются мысли.
— С прозревшими это бывает… — улыбается Дмитрий Николаевич. — Один во мне родного брата признал. Помните, Лидия Петровна?
— Помню. Потом сам смеялся.
— Но я-то не ошибаюсь. Я того Проклова и слепой видел. На всю жизнь запомнил. И теперь на вас смотрю, даже страшно. Вылитый Иван Проклов.
Вдруг лицо Дмитрия Николаевича потеряло очертания, в глазах Крапивки потемнело, все вокруг поплыло. Только слышит он жуткое молчание профессора.
— Кто же этот Иван Проклов? — спрашивает Лидия Петровна.
— Бандит… Отца и мать моих убил…
— Ничего другого не могли придумать? — возмутилась Лидия Петровна.
— Вылитый Проклов, — зло говорит Крапивка. — А вот фамилия почему-то другая…
После укола Крапивка спал трудным, неспокойным сном, временами стонал, зовя кого-то на помощь.
Он проснулся от ноющей боли в затылке. Вздохнул, нашарил кнопку вызова, но передумал, не позвонил.
Постепенно освободившись от тупой сонливости, он ясно увидел Дмитрия Николаевича, но тут же облик профессора обрел черты Ваньки Проклова.
…В 1930 году Феде Крапивке исполнилось тринадцать лет. Был он быстр, непоседлив: в один день мог сбегать за много верст в дальнюю деревню, вдоволь нагуляться с босоногими дружками и затемно вернуться домой. От усталости валился на топчан, что стоял за громоздким шкафом, и, растянувшись на тулупе, брошенном черной шестью вверх, мигом засыпал легким и долгим сном.
Дом, крытый железом, стоял близ дороги, а за мостком, перекинутым через речушку, высилась мельница-ветряк, почерневшая от времени.
Дед Федьки издавна занимался мельничным делом и сына своего Назара приставил к жерновам, наказав: «Береги божий ветер и не протянешь руку за хлебом насущным».
