Бабушка усмехнулась, махнула рукой.
— Вам только волю дай. Второгодника пятого класса назначите директором школы. Я больше интересуюсь, какую отметку за вчерашнее сочинение получишь?
— Возможны варианты: тройка, четверка, пятерка. Что касается запятых, тут могут быть неожиданности. Или одна лишняя, или одной не хватит. А вот за тему ручаюсь.
— Расхвасталась.
— Конечно, если начнут придираться, то могут забодать.
— Почему?
— Представь, вышла за рамки принятого. И здесь не так, и там своя мыслишка бьется. А это опасно. Но я рискнула и согласна схватить даже трояк. А почему? Сочинение — это мои мысли о жизни. Это я пишу… Марина Ярцева. Хорошая, плохая, но я. Иначе — зачем сочинение? Тогда пусть остается диктант. Один на всех. Там все по правилам. Раз и навсегда. А нас в классе — тридцать лбов, и все разные.
— Ох, Марина, Марина… Десятый час, а отца все нет. Давай-ка ужинать, — сказала бабушка.
В квартире Ярцевых кухня была наособинку. Дмитрию Николаевичу захотелось, чтобы там стоял крестьянский стол с ошкуренной столешницей, а вместо стульев — лавки.
В остальных комнатах была обычная гарнитурная мебель, достаточно удобная и столь же однообразная. Порой многим гостям казалось, что они у себя дома.
Поужинав, Марина поставила будильник на семь утра.
— Семья живет от звонка до звонка, — сказала она. — Труженик папа. Работящая мама. Съезд офтальмологов. Симпозиум синоптиков. От всего этого захочется стать нормальной домохозяйкой.
— Попробуй, — сказала бабушка. — Лично я не против…
— Все ясно, — прервала Марина. — Удаляюсь зубрить.
Через час пришел Дмитрий Николаевич. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить его плохое настроение.
Бабушка осторожно спросила:
— Что с вами, Дмитрий Николаевич?
— Как-то не по себе…
Ему казалось, что отговорка освободит его от дальнейших расспросов, но бабушка не отставала:
— Неудачная операция?
В семье было не принято касаться больничных дел. О них Дмитрий Николаевич изредка разговаривал только с женой.
— Может, обойдется? — попыталась успокоить бабушка. Она уже пожалела, что затеяла эти расспросы. — Ужин готовить?
— Спасибо, ел… А где Марина?
— У себя. Весь день занимается.
…Поначалу это был просто пациент. Один из сотен, из тысяч таких же несчастных, которым надо было помочь.
Дмитрий Николаевич, глядя в сумрачное лицо Крапивки, хорошо понимал причину его недоверия.
— Столько лет прошло, — сказал тогда Крапивка. — А я все тащу свой крест. Опять напрасно мучиться? — Он безнадежно махнул рукой.
