Не избежать мне братской траншеи.
5 июля 1942 года
Каунасское гетто
28 октября 1941 года (Большая акция)
Длинная зимняя ночь прошла спокойно. Резкий звонок будильника разрушил тишину и вернул нас к действительности. Я открыл глаза и тотчас же вспомнил, что настает день, который внесет изменения в нашу жизнь.
На всякий случай натянул на себя побольше белья, носков и встал. Вскоре встали отец, мать и сестра. Брат наш погиб на VI форте еще летом, и семья наша уменьшилась.
Резкий свет электричества высветил бледные лица, разбросанные по комнате вещи. Говорили шепотом, будто боялись спугнуть тишину. Я вышел на улицу. Догорала холодная звездная ночь. Где-то недалеко уже слышались гулкие шаги по земле, охваченной первыми заморозками. В домиках зажигался свет, скрипели колодезные цепи. Гетто просыпалось. Мне вспомнилось, как я вставал когда-то в школу, с каким настроением скорее к ребятам, спортивным состязаниям, к прерванным, будто вчера, разговорам. И еще почему-то вспомнились бутерброды с брусничным вареньем, которые мама давала мне с собой в школу. От этих воспоминаний меня начало знобить. Я скорее вернулся в комнату. Втихомолку поели, а то, что осталось, рассовали по карманам.
Мы с сестрой вели дневники с первых дней гетто и теперь припрятали их. Я открыл сарай и подвал — так было приказано накануне. Не хотелось ни о чем думать, но желание поскорее узнать, что же с нами будет, не давало покоя. Пусть это любопытство: оно все же лучше чем страх, это предохранитель, привилегия незрелого моего возраста. Вот уже позади темные окна нашего домика, и мы шагаем в неизвестность. Мы шли, взявшись с сестрой за руки, старались развлечь друг друга. В темноте различали фигуры сгорбленных от холода людей, идущих в том же направлении, к площади Демократу. Тоненькая пленка льда трещала под ногами. Красными полосками занималась заря. Людей на улице становилось больше, чаще мигал свет карманных фонариков, слышались голоса. Женщины окликали проходящих, искали мужей, не вернувшихся с ночных работ в городе. Слышался тихий плач. Мы еще крепче взялись за руки, подобрались, насторожились. Вскоре мы уже влились в скорбный поток. Мороз хватал за уши и за нос. Темнота сменилась туманом, который был заполнен черными тенями. Мы приближались к площади. Возможно, среди нас были люди, которые догадывались, что будет дальше. Хорошего, собственно, никто не ждал, давно его не видели, этого хорошего, с самого июня 1941 года. Но большинство старалось успокоить себя, что, мол, ничего страшного не произойдет. Внутренняя дрожь, видимо, била многих, но я не видел, чтоб хоть один повернул обратно в гетто, в поисках тайного убежища.
