Браво, или в Венеции | страница 135
Его слова, в которые он вложил всю силу чувства, на этот раз имели успех: один из провожатых снял цепи с браво и велел ему итти вперед. Джакопо осторожно вошел в коридор перед камерой, и, когда дверь была отперта, он один вступил в комнату, потому что солдаты не находили достаточно интересным для себя присутствовать при свидании наемного убийцы с отцом в нестерпимой жаре под раскаленной свинцовой крышей. Дверь за арестантом затворили, и камера вновь погрузилась в темноту.
Несмотря на свою обычную твердость, Джакопо сперва не знал, что делать, очутившись неожиданно в безмолвном жилище заброшенного арестанта. Но скоро он услышал предсмертное хрипение и догадался, в какой стороне находилась кровать; массивные стены со стороны коридора совершенно отнимали свет у этой страшной камеры.
— Отец! — позвал нежно Джакопо. Он не получил ответа.
— Отец! — повторил он громче.
Хрип прервался, и заключенный заговорил:
— Ты пришел, сынок, — сказал он слабым голосом, — закрыть мне глаза…
— Силы тебе изменяют, отец?
— Да, сынок, слабею… Теперь мне недолго осталось мучиться… А я все надеялся, что увижу опять дневной свет, твою мать и сестру…
— Мать и сестра умерли, отец!
Старик застонал. Джакопо опустился около постели.
— Это неожиданный удар, — сказал, наконец, старик.
— Отец, они уже давно умерли!
— Почему ты мне раньше не сказал этого, Джакопо?
— У тебя и без того много было горя.
— А ты-то как же? Ты ведь один останешься… Дай мне руку… Бедный мой Джакопо!
Браво приблизился к ложу и взял дрожавшую руку отца; она была холодная, влажная.
Громкий удар в дверь прервал прощание.
— Иди, Джакопо, — сказал один из солдат. — Совет тебя ждет!
Джакопо почувствовал, как задрожал отец, и ничего не ответил.
— Если бы они оставили тебя еще на одну минутку! — прошептал старик. — Я тебя долго не задержу.
Дверь отворилась; свет от лампы проник в тюремную камеру. Но страж сжалился и закрыл ее. Джакопо очутился опять в темноте. Благодаря этому кратковременному свету, он успел уловить последний взгляд отца: хотя смерть была уже в этом взгляде, но он выражал в то же время нежную любовь.
— Это добрый человек; он жалеет нас, — прошептал старик.
— И они не нашли в себе сил оставить тебя одного в эти минуты!
— Да, я счастлив, что ты около меня, сынок. Ты ведь, кажется, сказал, что мать с сестрой умерли?
— Да, отец, обе умерли.
Старик тяжело вздохнул. Послышался хриплый вздох; Джакопо уткнулся лицом в одеяло. Наступила глубокая тишина.