— Шевалье! — воскликнул в экстазе портной.
— Да, шевалье, — повторил иностранец с величайшим хладнокровием, — блестящего и почетного шевалье. Как ваше имя?
— Мое имя, великодушный джентльмен, Гектор!
— А фамилия вашего дома?
— Гомспэн.
— Сэр Гектор Гомспэн. Вот имя, которое звучит не хуже другого: но, мой друг, нужно очень много скромности, чтобы удостоиться этих наград. Я удивляюсь вашей проницательности и соглашаюсь с вашими неопровержимыми аргументами. Вы так убедительно подтвердили свои подозрения, что я так же уверен теперь в том, что это Корсар, как и в том, что вы скоро будете носить шпоры и называться сэром Гектором. Но необходимо действовать благоразумно. Я уверен, что вы никому не сообщали ваших блестящих наблюдений?
— Ни одной живой душе! Сам Тэп готов поклясться, что эти матросы — честные работорговцы.
— Чудесно! Но сперва нужно окончательно убедиться в правильности наших заключений, а потом мы подумаем и о наградах. Приходите сегодня вечером, к одиннадцати часам, туда, к тому пункту, вдающемуся в наружную бухту. Там мы произведем наблюдения и рассеем наши сомнения, а пока расстанемся, чтобы кто-нибудь не заметил, что мы так долго беседуем. Помните о моих предостережениях. Молчание, точность и милость короля, — вот наш лозунг.
— Прощайте, почтенный джентльмен! — сказал портной, кланяясь до земли; в ответ на это его собеседник едва поднес руку к шляпе.
— Прощайте, сэр Гектор! — ответил иностранец в зеленом, делая со слабой улыбкой грациозный жест рукою. Он медленно пошел по набережной и скрылся за лачугой Гомспэна, оставив портного совершенно поглощенным мечтами о своем будущем величии.
Едва иностранец оставил болтливого и доверчивого портного, как его лицо утратило холодное выражение и приняло более спокойное и естественное. Казалось, размышления не были для него ни привычкой, ни удовольствием, и, ударив несколько раз тросточкой по ботфортам, он легким шагом с рассеянным видом вышел на главную улицу. Несмотря на эту кажущуюся беззаботность, он не пропускал ни одного прохожего, не осмотрев его; порывистость, с которой он производил этот осмотр, свидетельствовала, что его обостренная наблюдательность не усыплялась ни на минуту.
Иностранец, весь вид которого указывал на совершенный им длинный путь, естественно, привлек к себе внимание содержателей гостиниц. Но, оставаясь глухим к приглашениям в модные гостиницы, он, по какой-то особенной странности, остановился у дома, бывшего сборным пунктом всех бездельников порта.
