Воры сидели на втором этаже «Приюта любви», в роскошном номере «люкс», предназначенном для подобных совещаний. А посовещаться было необходимо — смерть Дато Кунадзе нанесла страшный удар клану. Если она останется неотомщенной, само существование семейной империи Кунадзе — Шаликашвили окажется под угрозой. Конкурирующие банды, почувствовав слабость преступного треста, набросятся волчьей стаей, начнут рвать самые лакомые куски… Только сила и страх могут удержать их.
— Столетник? — ехидно произнес Вахтанг. — Сомневаюсь. Знаю я его методы. Он всегда бьет исподтишка и только наверняка. А тут — открытый отчаянный налет. Нет, это не Столетник.
— А кто?! — прямо-таки взлаял Тенгиз.
— Сдается мне, ты, Тенгизик!
Кунадзе вскочил, выхватил револьвер, но тотчас одумался.
— Выбирай слова, дядя Вахтанг! — жестко сказал он, садясь.
— Я выбираю, — с деланным спокойствием откликнулся Вахтанг. — Давай зададимся классическим ментовским вопросом: кому выгодно? Ведь дело почтенного Дато полностью перешло к тебе: и территория, и фирмы, и связи, и бойцы, не говоря уж о валютных счетах в различных банках. Самый влиятельный приближенный Давида, Ираклий, который поавторитетней тебя и мог бы предъявить какие-то права на часть власти в нашей корпорации, словно нарочно сгорел живьем. Итак, повторяю: кому выгодно, Тенгизик?
— А Столетнику не выгодно?! — выкрикнул Тенгиз.
— Столетнику выгодно, — согласился Шаликашвили. — Да только есть во всей этой истории одна маленькая деталь, которую ты должен объяснить. Помнишь, как налетчик или налетчики ушли из дома уважаемого Дато? Помнишь? Мы вместе осматривали остов особняка! Не говори, что не помнишь!
— Да помню, конечно. Через подвальный бункер. Прострелив замок. Ну и что?
— А то, Тенгизик, что знали про этот бункер, знали, как туда попасть, только мы трое: я, ты и сам Давид! Больше никто! Или ты кому-то рассказывал?!
— Никому… — смутился Тенгиз. Он страдал похмельными провалами памяти и действительно начисто забыл, что рассказывал про бункер Витьке.
— Вот так-то! — подытожил Вахтанг. — И что мне прикажешь думать?!
— Дядя Вахтанг, неужели ты всерьез считаешь меня способным убить отца?! — спросил Тенгиз с едва сдерживаемой яростью.
— Не знаю, не знаю… — протянул Шаликашвили. — Ты же зверь, Тенгизик. Еще мальчишкой кошкам лапы отрубал. Ты все можешь.
— Вон! — вдруг заорал Тенгиз. — Вон с моей территории, дядя Вахтанг! Такого я даже тебе не прощу!
— Но учти, Тенгиз! — сказал Шаликашвили, вставая. — Даже не пытайся убить меня! После моей смерти мои владения отойдут внукам — твоим сыновьям Отару и Георгию. Но до их совершеннолетия управлять территориями будут взрослые сыновья моих двоюродных братьев! Ты ничего не получишь! Только нарвешься на месть, если дело откроется!
