Что ж, дочитана ещё одна рукопись: "Путешествие в запретные страны" Лерма Динийского. Кажется, Карл Тремахский прочитав в юности эту книгу, сошел с ума. Неудивительно. Но на князя подобные вещи уже не действуют. Вообще, он сомневался в правдивости сведений содержащихся там. Черная магия, колдуны, демоны и прочая – что за чушь! Впрочем, благодаря этой ерунде Карл Кровавый и развалил величайшую империю за всю историю – империю, которой был подвластен весь цивилизованный мир.
Сколько же книг он прочитал? Десять? Нет, больше. "Деяния Тута Эйкского" Теодора Кельма; "Жизнь Адриана Великого", огромная и тяжеленная книга; "Всеслав и алары" – сей труд, говорят, принадлежит перу достославного Нестора; "Мифы и легенды Севера" – очень интересное сочинение ещё одного марнийца Юрма Кавгунского… Но больше всего Андрея впечатлили "Хроники Двенгана" неизвестного автора, в которых подробно описывались завоевательные войны, проводимые Двенганом, предтечей Треары; приводились весьма любопытные сведения о легендарных полководцах двенган: Гууле и Бакуине.
Ладно, хватит. Пора идти на ужин к отцу. Андрей уже три раза переворачивал песочные часы.
Андрей ковылял по длинному пролёту, протяжённостью в пятнадцать саженей, соединявшему библиотеку с царским дворцом. Согнувшийся в изящной, широкой дуге крытый пролет, снаружи отделанный мраморными плитами, привезёнными аж из Шелома, невесомо висел в воздухе, на высоте в сорок локтей. Точно такие же чудо мосты вели из дворца в Храм Триединого Бога, в Башню Блажена и в Боярский Дом. Сам дворец, стоявший в центре Кремля, как паук на паутине, величаво возносил свои многочисленные шпили вверх, бросая, казалось, вызов самому небу. Внизу, вдоль белокаменной ограды, зеленели аккуратные ряды пронтийских садов.
"Сколько же рабов сложили здесь свои кости, интересно знать? – подумал князь. – Сколько жизней потребовалось отдать, только для того, что бы потешить самолюбие деда? И к чему мы пришли? Знал бы дед, что сие великолепие – единственное, что осталось у нас сегодня. Вот наш Кремль, где царские хоромы, в чертовом треарийском стиле, божество наше, коим впору детей пугать, а вокруг, вёрст на десять, голые, незасеянные поля и обнищавшие крестьяне…"
Андрей с трудом волочил сухую, как хуштинская колбаса, ногу. Он периодически останавливался, прислонялся к влажным стенам и переводил дух. Мимо пробежала крыса. Заскрипели ржавые ворота, северные, точно, только они так скрипят. А вот и он – обеденный зал. Мелькает прислуга…
