– Понятно… – призадумалась девушка. – Но о чём же ты шептался со стариком?
– Честно? – сказал Девятко, по-отечески обняв Искру за плечи и поцеловав в лоб. – Не хотелось бы мне об этом говорить. Придёт время, узнаешь.
– Дядька!
– Да, милая?
– Расскажи сказку о златовласке. Помнишь? Ты обещал мне.
– Ах, ну да, эту… – Девятко задумчиво почесал макушку. – Я её плохо помню. Ну, так уж и быть, расскажу.
Рядом опустился Чёрный Зуб.
– Слушай, командир, – тихо сказал он с еле уловимым акцентом, – в лесу кто-то есть. За нами наблюдают.
– Я уже это понял по твоему поведению, Зуб. Удвой караул, расставь по периметру. Мы в открытом месте, ежели что, сразу заметим. Главное, не спать.
– Уже, – кивнул воин.
– Добро.
Чёрный Зуб так же тихо ушёл.
– Ну, так что? Будешь слушать?
– Я боюсь…
– Не бойся, отобьёмся. Не впервой.
– Это те, чёрные?
– Может и дупляки. Дупляки безвредны.
Девятко был совершенно спокоен, и его уверенность передалась девушке. Тут она вспомнила о брате, которого весь вечер не видела.
– Горыня опять напился? – спросила она.
Ответом ей был усталый вздох десятника.
– Расскажи. – Искра легла на бочок, положив ладони под голову. – Я послушаю, может, засну…
И она заснула, практически сразу, едва услышала хрипловатый, с присвистом голос десятника, рассказывавшего ей странную историю о далекой-далекой стране, где жили не менее странные люди…
Наступила ещё одна ночь. Над догорающими кострами порхали мотыльки; в тусклом свете луны серебром отливали наконечники пирамидкой сложенных копий. Воины вповалку лежали на примятой траве, рядом со щитами, головы положив на седла. Мерно расхаживали вдоль леса часовые, с тревогой всматриваясь во тьму и тихо перекликаясь. Прерывисто храпел Горыня, улёгшийся под одну из повозок. А кто-то пел песню…
Эй, ты, ветер! Ветер непокорный!
Ты кружишь, летаешь, вьешься!
В небесах гуляка вольный,
По степи как лань несёшься.
Ты скажи мне, где та птица,
Что несёт с собой забвенье?
Что успела мне приснится,
Прошлой ночью, на мгновенье…
Песня робко потекла по опушке, и достигнув деревьев, обессилено растворилась в их шелесте. Девятко смотрел на звездное небо, и из хаоса крошечных точек, в который раз, и всегда с удивлением, он выхватывал знакомые фигуры: вон, чуть слева, Три Дуба; а прямо над ним Беркут, или Крылья Дракона, как говорят в Треаре. Тут же Чаша, Крадущийся Волк и… стоп.
Вьюнок, молодой парень, ещё с пушком вместо усов, по-прежнему напевал свою грустную песню. Но тонкий слух десятника уловил еще чей-то голос.
