– Да не знаю…
– Брось, пойдём. Сама увидишь, что нет там ничего, кроме сырых стен. Пошли, красавица…
Спустившись по длинной, скрипящей лестнице, они оказались в подвале, шириной в три сажени, длинной где-то в шесть. Подвал был обнесён подгнившим тёсом, по которому расползался мох. Сырые балки пахли влажной землёй. Земляной пол густо посыпан соломой и опилками, и на нем штабелями уложены доски, топорища, в углах – мешки с репой, морковью и чем-то ещё; рядом – желтые пузатые бочки, с насквозь проржавевшими обручами.
Девятко зажёг свечку, лежавшую на пеньке, рядом с лестницей, и показал на дальний конец погреба.
– Вон они, ржавые…
Стена, на которую указал десятник, была выложена крупным речным булыжником, плотно подогнанным друг к другу. Из стены торчали два кольца, с которых свисали массивные цепи.
– Вот здесь он и был? – спросила Искра.
– Да, вот на этом самом месте, – ответил Девятко. – Год, как есть. Как видишь, ничего примечательного. А сколько было глупых слухов? Будто бы погреб сей имеет глубину в сотню саженей, и на дне, в черной жиже, сочащейся из-под земли, плавают черные духи – шмывы и вортуны, посылаемые Дувом, богом тьмы и подземелья, на нашу погибель. А пленники, значит, им в жертву, умаслить и задобрить их. Эх, до чего же доходит людская фантазия…
– Холодно здесь, – поёжившись, сказала Искра.
– Ну, ведь подвал. Здесь и должно быть так. Иначе как снедь-то вся сохранится?
– Тяжело ему, наверное, было здесь, во мраке и сырости?
– А кто его знает? Наверно, не сладко. Злой он был, жутко злой, косился как загнанный волк и молчал. Взгляд недобрый такой, ох и недобрый! Отродясь не видал такого демона…
Искра хорошо помнила тот день, когда она, единственный раз, увидела степного княжича, о котором так много говорили во всём Стане.
Было утро, и прохладная роса приятно холодила босые ноги. Его как раз вывели из подземелья. Раздетый по пояс он встал, широко расправив плечи, щурясь на солнце. На мускулистой груди красовалась татуировка – расправивший крылья чёрный ворон. Руки и ноги сковывали цепи. Жесткие, спутанные чёрные волосы грубым ворохом легли на плечи, в всклокоченной бороде запуталась солома.
Но взгляд этого степняка, его узкие, карие глаза…
Барх умывался. Два рослых дружинника поливали его из ведра. Он умывался, встряхивал головой и сморкался. Искра осмелела, тихо подошла к калитке… И тогда, в тот момент этот человек взглянул на неё. Он смотрел совсем недолго, одно мгновение. Но от его взгляда у неё похолодело внутри, – ибо этот взгляд, полный бурлящей ненависти, ясно дал ей понять, что он её непременно убьет, как только сможет. Искра, далеко не робкая девчонка, прекрасная наездница, отлично стрелявшая из лука, взрывная, дерзкая, тогда словно почувствовала его мертвую хватку на своей шее. Она даже закашлялась, и в ужасе убежала прочь.
