Когда началась война, почти все стали писать рапорты об отправке на фронт. «Полная добровольность, без дураков. Ещё помню все указывали, что владеем немецким языком и, в скобочке, так скромненько — "со словарем". Хотя, дай Бог, если хоть два десятка слов кто знал. Иностранные языки и тогда не самой сильной стороной образования были. Казалось, что владеющих немецким языком пошлют быстрее, а уж там покажем фрицам! Поикают фрицы когда я появлюсь! Теперь, с высоты своего опыта могу сказать — меня тогдашнего хватило бы на фронте на два дня».
Ко всем недостаткам училищной подготовки добавилось и то, что о новых типах самолётов курсанты ничего не знали, всё секретилось. Например, о существовании Пе-2 Пунёв впервые узнал совершенно случайно, только в 41-м, незадолго до войны. Произошло это так: по выходным курсантов обычно занимали рытьём капониров, посадкой деревьев или другой работой. «То, что для такой цели существуют бульдозеры и экскаваторы, а выходные можно как-то по-другому проводить, мы и понятия не имели». В один из таких «выходных» дней на лётное поле училища сел Пе-2: «Мы роем землю и вдруг слышим непривычный, резкий звон над аэродромом. Смотрим вверх, облачность балла три, и эти облака, буквально пронзает незнакомый самолет. Проносится над нами, а скорость у него!!.. У нас в училище 140 км/час, считалась боевой, а тут, похоже, 140 посадочная! Слышим — заходит на посадку. Бетонной полосы у нас не было, и, похоже, летчик "приложил" машину с высокого выравнивания, пыль столбом, и машина уже в конце полосы. Ну и скорость! Мы к самолету, а тут со всех сторон: "Куда?! Назад! Это секретный самолет!" Вот так: нельзя курсанту самолет показывать, только на фронте, когда воевать пойдет! Так вблизи и не показали. Это и был Пе-2, один из первых. В машину эту я влюбился сразу! Редкостной красоты самолет! А красивый самолет и летает красиво».
На фронт Тимофей Пантелеевич был направлен осенью 42-го. «Немцы вовсю пёрли на юг, и «училище закруглялось», однако выпустить набор 40-го года успели».
Попал Пунёв на север, на Карельский фронт в 11-ю отдельную эскадрилью бомбардировщиков СБ, в которой было, по воспоминаниям, 15 машин. «Личный состав эскадрильи был много повоевавший, мой комэск горел, помню лицо в шрамах. Мы с ним немножко полетали, для оценки моего летного «мастерства», которое его не впечатлило, но раз считаешься боевым летчиком, надо в бой. Он мне и говорит: "Завтра планируется боевой вылет. Имей в виду, твоя задача — видеть только мой хвост. Если ты ещё куда- то начнешь смотреть и оторвешься — ты пропал". Вот и всё, что он мог сделать для повышения моего летного мастерства. Как оказалось немало…» Эта заповедь запомнилась Тимофею Пантелеевичу на всю жизнь, и в дальнейшем он лишь раз от разу убеждался в её правильности: «Тех, кто это правило не знал, забывал, либо по дурости отрывался — сшибали сразу. Таких зеленых за войну погибло о-го-го сколько!»
