Кудрявый понимающе улыбнулся. Тогда Плут продолжал с присущим ему сарказмом, как будто ораторствовал в баре “Кинжал”:
— В кухне у нас настоящий срач, а в спальню только свиней пускать!
При этих словах синьор Антонио неожиданно выскочил в переднюю, приволок оттуда мешок с цветной капустой и с довольным видом затолкал его под раковину.
— Я бы до Рождества такую кучу не перетаскал, — объяснил он дочери. — Спасибо, ребята подсобили.
Надина улыбка мгновенно померкла, подбородок задрожал, и девушка отвернулась к стене, чтобы скрыть набежавшие слезы.
— Ну вот еще! — добродушно пожурил ее Плут. — Есть из-за чего плакать!
Но та словно только и ожидала этой фразы, чтобы разразиться горькими рыданиями. В мгновение ока вскочила и скрылась за ширмой.
— Дура ненормальная! — послышался оттуда другой женский голос.
— То жена моя, — сообщил синьор Антонио.
Через минуту на кухне появилась хозяйка дома, синьора Адриана, тоже в ночной рубашке, но тщательно причесанная, из пучка на затылке торчали шпильки, а груди выпирали из рубашки, как кочаны из мешка.
А мать-то еще получше дочек будет, отметил про себя Кудрявый. Женщина ворвалась на кухню, бурля гневом и продолжая начатый за ширмой монолог:
— Я говорю, дура ненормальная! Нашла из — за чего слезы лить, видали такую? Жить-то надо, правда? Времена нынче тяжелые. И чего ей не хватает, этой дурехе, уж и не знаю!
Она умолкла, немного успокоилась и остановила взгляд на двух оборванцах, которые изволили пожаловать к ней в гости.
— Знакомься, мои друзья, — повторил старик.
— Очень приятно. — Женщина чуть сдвинула брови: должно быть, ей с трудом давался светский тон.
— Клаудио Мастракка, — привстал Кудрявый.
— Альфредо Де Марци, — вторил ему Плут.
Закончив ритуал знакомства, хозяйка вернулась к взволновавшей ее теме:
— Вы видали, чтоб двадцатилетняя дылда ревела, как соплячка? Да из-за чего? Из-за какой-то цветной капусты! — Она гневно вскинула голову, подбоченилась, сверкнула глазами, как будто бросая вызов мужской аудитории, и тут же повернулась к двери. — Надя!.. Слышь, Надя!
От ее криков проснулись спавшие валетом девчонки и с любопытством уставились на пришедших. Надя вернулась, все еще робея и утирая ладонью влажные глаза. Она смущенно улыбнулась гостям, как бы извиняясь за свое глупое поведение и прося не обращать на нее внимания.
— Дура! — повторила мать все тем же вызывающим тоном. — Есть чего стыдиться!
— А мы, что ль, не воруем? — снова попытался разрядить обстановку деликатный Плут. — Еще как воруем! У нас ведь тоже работы нету!
