Мы не знаем подробностей их романа. Однако я совершенно уверена, что тут была пылкая любовь, во всяком случае с его стороны. После двадцати лет супружества Цицерон писал ей такие нежные и страстные письма, которым могла бы позавидовать новобрачная на второй день медового месяца[17]. Из этих писем мы можем хотя бы приблизительно понять, какой она представлялась его влюбленному воображению. Ему казалось, что она такая хрупкая, такая болезненная и ради семьи так много взваливает на свои слабые плечи. А она отличалась завидным здоровьем и прожила 104 года. Ему казалось, что она такая женственная и нежная. А она была жестка, как пемза. Сами ее недостатки имели что-то пленительное в его глазах. Она не интересовалась ничем, кроме дома. Значит, она все отдает семье. Ее благочестие его умиляло: он видел в нем детски чистую душу. Однажды он заболел, но вскоре ему стало лучше. Он немедленно написал об этом жене: «Ночью меня вырвало чистой желчью[18]. Сразу мне так полегчало, словно меня исцелил какой-то бог. Помолись этому богу, набожно и с чистой душой, как ты обыкновенно делаешь» (Fam., XIV, 7).
Естественно, Теренция заправляла всем в доме. «Добротой и кротостью эта женщина не отличалась и вдобавок крепко держала мужа в руках», — говорит Плутарх (Plut. Cic., 29). В другом месте он замечает, что она была «не тихой и не робкой» и сам Цицерон признавался, что она постоянно вмешивается в его государственные заботы, зато категорически запрещает ему участвовать в управлении домом (Ibid., 20). Одного не могла она добиться от мужа. Ей более всего хотелось бы, чтобы он занялся бизнесом, и она предлагала ему весьма рискованные аферы и спекуляции. Увы! Это было совершенно не по его части.
И все-таки у Цицерона и у его жены было нечто общее. Теренция была совсем непохожа на многих своих современниц, очаровательных авантюристок, которые держали блестящие салоны, имели именитых любовников и смеялись над скучными обязанностями домашнего очага. Эта домовитая женщина жила семьей. А Цицерон прямо создан был для семейной жизни. Семья была для него всё.
Прошло около года со дня их свадьбы, и случилось самое главное, самое важное событие в жизни Цицерона. 5 августа у него родился первенец, дочка Туллия, Туллиола[19] (около 77 года). Едва отец взглянул на это маленькое существо, как тут же безумно в него влюбился. Все остальные чувства, все привязанности разом отошли на задний план. В 70 году Цицерон вел одно дело и рассказывал народу о преступном преторе, который лишил законного наследства детей-сирот. Сначала он говорил об обиженном мальчике. Тон его был гневен, речь грозна и убедительна. Видно было, что он полностью владеет своими чувствами. Но вот он перешел ко второму обиженному. То была маленькая девочка. И Цицерона как подменили. Голос его задрожал, на глаза навернулись слезы. Казалось, он утратил власть над собой. «Подумайте! — восклицает оратор. — Он обидел девочку! Что может быть ужаснее, возмутительнее!» У меня тоже есть дочь, — продолжает он, — и я люблю ее больше всего на свете. Я уверен, что все слушатели разделяют мое возмущение. «Ведь по воле самой природы дочь — это все, что есть самого сладкого, самого дорогого нашему сердцу, самый достойный предмет нашей заботливости и любви»
