— Например, триста воинов царя Леонида против полчищ персов! — насмешливо сказал Хаген.
— Есть примеры и посвежей, — невозмутимо продолжал Энгельс, — но рассмотрение их увело бы нас слишком далеко, а ведь мы, господин Хаген, не на уроке истории. У восставших парижан имелась весьма дельная военная голова — бывший офицер Керсози. Он учел опыт других восстаний и составил план, предусматривавший концентрическое наступление на ратушу, Бурбонский дворец и Тюильри четырьмя колоннами, которые должны были опираться на рабочие предместья. План получился толковый. Но его не удалось осуществить главным образом потому, что восставшие не смогли создать единого центра по руководству восстанием и отряды действовали разрозненно.
— А что произошло в Эльберфельде? Ведь вы только что оттуда, — сказал Трюцшлер.
— Да, в сущности, то же самое: отряды действовали разрозненно. Вы только посмотрите: кончалось восстание в Дрездене — начиналось в Дюссельдорфе, кончалось в Дюссельдорфе — начиналось в Эльберфельде… Если и теперь не возникнет единый центр, если вы не возглавите движение, то сперва будет подавлено восстание в Бадене, потом — в Пфальце или наоборот. А затем, впрочем, может быть, даже и до этого, покончат и с вами.
— И он о том же! — досадливо воскликнул кто-то.
— Конечно! — сразу отозвался Энгельс. — Как может быть иначе?
Энгельс опустился на стул. Опять воцарилась тягостная тишина. Она длилась дольше, чем в первый раз, нарушил ее снова Циц, он проговорил медленно, как бы раздумывая:
— Нет, господин Маркс и господин Энгельс, мы благодарим вас за приезд и благие побуждения, но — я надеюсь, мои коллеги разделяют мой взгляд — все, что вы сказали, все, к чему вы нас призывали, нам не подходит. Мы предпочитаем бороться иначе…
Энгельс нервно щелкнул пальцами по крышке стола. Маркс, опасаясь с его стороны резкой выходки, мягко положил левую руку на его рукав, а правую призывно вытянул в сторону говорившего:
— Но ведь вы же, господин Циц, и ваши коллеги по Собранию несете немалую моральную ответственность за начавшееся восстание, вы инспирировали его.
— То есть как? — опешил Циц. Его сытые губы от злости словно усохли. — Вы имеете в виду конституцию, которую мы приняли?
— Конечно, и конституцию, но не только. — Марксу этого не хотелось, но ход встречи вынуждал его прибегнуть к весьма рискованному доводу. — Вы все, господа, и устно в стенах Национального собрания, и в газетах многократно заявляли, что пойдете на любые жертвы ради имперской конституции, что готовы погибнуть вместе с Национальным собранием. Разве не так? — быстрым, цепким взглядом он пробежал по лицам депутатов.
