Когда в день спектакля Эмма, уже в костюме, стояла за занавесом, заглядывая в глазок, публика, заполнявшая зал, тоже сперва показалась ей смешной: приказчики, писцы адвокатских контор и почтенные ремесленники с женами и детьми. Однако среди них она увидела и неуклюжие фигуры в форме матросов королевского флота. Людей с военных судов на Темзе, вернувшихся из боев с американскими пиратами, залатавших свои дыры и теперь старавшихся набрать новые команды.
Не было ли среди них и людей с «Тесея»?
Эмма с беспокойством посмотрела на Тома. Он сидел рядом с огромным боцманом, его левая рука была спрятана в петлю под курткой. Лицо его было так спокойно, что тревога Эммы исчезла.
Занавес раздвинулся, и она впервые в жизни ступила на сцену. Теперь она забыла обо всем; она была Джульеттой, ею владела любовь, она ликовала и страдала. Воспоминания об Овертоне, боль разлуки с ним, надежда на свидание — все эти тайные мысли и чувства выливались теперь в поэтических словах. И лишь услыхав в конце акта громкие рукоплескания, она как бы пробудилась ото сна. Ее все снова и снова вызывали, она кланялась, прижимал руки к бьющемуся сердцу, улыбкой благодарила за букетики цветов, которые ей бросали.
Да, она тщеславна, но тщеславие это было так сладостно. Оно было как аромат цветов, золотые солнечные лучи и огненное вино.
За кулисами мистер Гибсон бесконечно пожимал ей руки.
— Большой талант, — кричал он своим тонким птичьим голосом. — И это я открыл его. Я завтра же иду к Гаррику. Он придет, увидит и ангажирует. Я знаю его, он мой закадычный друг!
— Дочь моя! — всхлипывала миссис Гибсон. — Вы мне дочь! Моя жемчужина, мое сокровище, моя драгоценная!
Вошел Том. На его славном честном лице еще не угасло волнение, вызванное ее игрой. Он остановился в дверях, как бы не смея приблизиться к Эмме.
Ни слова не говоря, Эмма поднялась, охватила его голову обеими руками и трижды поцеловала его в губы.
Лицо Тома покрыла смертельная бледность, и когда она его отпустила, он пошатнулся, как пьяный.
Они собирались пойти домой, но миссис Гибсон удержала их. Предстояли еще танцы, и просто недопустимо, чтобы на них не было королевы вечера.
Эмма охотно согласилась остаться. Она была в упоении. Разгоряченная, она непрерывно смеялась и сыпала остротами. Ей было необходимо видеть вокруг себя людей, слышать лесть, наслаждаться своим триумфом. Она с отвращением думала об одинокой маленькой комнате, в которой ей предстояло провести бессонную ночь.
