Эмма собиралась говорить с ним кратко и холодно. Но как только она погрузилась в воспоминания, открылись все старые раны ее души. И она вспомнила о нищете, в которой жила. Ее голос дрожал от тайной боли, сердце обливалось кровью.
— Я призываю вас рассудить меня и Джейн Миддлтон! — закончила она, вперив в него пламенный взгляд. — Что сделала я такого, что ей можно растоптать меня? Может быть, мне следует принимать ее оскорбления за милость? Униженно, не моргнув глазом?
Он слушал молча. Но теперь, оживившись поднял голову:
— Униженно? Но вы не выглядели униженной, мисс Харт. И вы отомстили леди Галифакс. И не она была причиной того, что могла сегодня оказаться вдовой!
Она гневно вскочила:
— Дуэль? Я не хотела ее. Я даже ничего не знала о ней!
— А ваше письмо? Оно было для леди Джейн как удар кинжалом в сердце!
— Удар кинжалом? Да, так оно и должно было быть! Наконец-то она почувствовала, каково это — терпеть издевательства и не иметь возможности сопротивляться!
Захохотав, она откинулась на подушки экипажа. От судорожного смеха она задохнулась, кровь бросилась ей в лицо.
Изумленный Гревилл гневно глядел на нее:
— И вы еще радуетесь? Вы нисколько не раскаиваетесь?
Она засмеялась еще громче и язвительней.
— А она раскаивалась, когда толкала меня в грязь? Неужели у необразованной девушки из народа должны быть более тонкие чувства, чем у благовоспитанной леди?
Гревилл смущенно кивнул.
— Старая история! Ваша мать допустила ошибку, послав вас в школу для благородных девиц. Леди Джейн никогда не дала бы вовлечь себя в столь необдуманный поступок, если бы вы не вышли за границы своего сословия.
Эмма, лишившись дара речи, глядела на него:
— И это все, чем вы можете ответить на мое обвинение? И вы еще оправдываете ее? Ну да, вы… — Она до дрожи боялась произнести слово, которое было у нее уже на губах. И все же произнесла, еле дыша, страстно, как будто ее толкнула на это чужая рука:
— Ну да, вы любите леди Галифакс! Вы обожаете ее!
Слово вылетело. Ведь именно этого хотела она с тех пор, как Смит сообщил ей, кто стоит у опрокинутой коляски. Для того она и заставила Гревилла принять ее помощь. Для того и посадила его напротив себя. Она следовала своему внутреннему зову. И все только для того, чтобы бросить в лицо Гревиллу эти слова. Это обвинение, брошенное с опаской и надеждой, обвинение, таившее в себе боязливый вопрос.
Сэр Гревилл вскочил со своего сиденья.
— Ну что вы говорите! — воскликнул он возмущенно. — Мне любить леди Джейн? Кто выдумал эту чепуху?
