— Он уже свободен, миледи.
Она помедлила:
— Я думаю, сэр Гарри был бы неспособен на неучтивость даже по отношению к злейшему своему врагу. Поэтому попросите ко мне на минутку Гревилла!
Смит с поклоном удалился. И тогда она увидела человека, приближающегося к ней в свете фонаря. Она не знала о нем ничего, кроме имени, да и имя его тоже оказалось ненастоящим. Сэр Гревилл подошел к окну кареты и холодной вежливостью приподнял шляпу:
— Чем могу служить, мисс Харт?
От звука его голоса она задрожала.
— Вы знаете меня? — тихо спросила она.
Его губы — о, как часто она целовала их во сне — насмешливо дрогнули.
— Я видел мисс Харт, когда она была представлена сэром Фезерстонхафом леди Галифакс как будущая хозяйка Верхнего парка. Я слыхал о Гебе Вестине доктора Грэхема и о натурщице Ромни. Я читал письмо и видел шиллинг, который мисс Харт послала леди Галифакс.
Его слова падали на нее как удары молота. Она поднялась, возмущенная:
— И вы считаете меня теперь дурной и злой женщиной, не правда ли?
Помолчав минуту, он коротко хохотнул:
— А вам хотелось бы и меня подвести под пистолет сэра Фезерстонхафа? Позвольте мне не вмешиваться в дела, которые мне абсолютно безразличны.
Она тоже рассмеялась, горько и язвительно:
— Очень осмотрительно! И все-таки я хочу, чтобы вы справедливо судили обо мне. Мой путь приведет меня в ваш круг…
Он резко прервал ее:
— Круг сэра Фезерстонхафа — не мой круг!
На его высокомерие она ответила открытой насмешкой:
— Вы правы, сэр Гревилл, в кругу сэра Гарри принято отвечать за свои поступки. Там не прячутся за чужими именами, как, например, мистер Овертон!
Он удивленно отступил на шаг.
— Овертон? — пробормотал он смущенно. — Так я все-таки не ошибся? Вы..?
Бросив взгляд на Смита, она прервала его.
— Во всяком случае, я, думается, имею право на то, чтобы обо мне не судили поверхностно. Я взываю к вашей чести и прошу дать мне непременно возможность оправдаться перед вами. Сколько до следующей станции, Смит?
— Полчаса, миледи!
— Сэр Гревилл, я требую у вас эти полчаса. Войдите в карету! А вы, Смит, велите слуге остаться с раненым. Сами сядьте рядом с кучером, и поехали!
Сэр Гревилл молча повиновался…
Она сидела против него, и свет фонарей падал на его лицо, тогда как Эмма оставалась в тени. У нее было ощущение триумфа, потому что удалось заставить его выполнить ее волю. И вместе с тем — ненависть. К нему, к Джейн Миддлтон, к сэру Гарри, к самой себе. За то, что теперь, когда она впервые одна с этим человеком, она не может вести себя с ним по-другому. Она не испытывала страха перед Гревиллом. Ее ненависть давала ей силы. Эту женщину, которую он любил, она покажет ему в истинном свете. А потом, насмеявшись над ним, уедет.
