Но в следующее мгновение весь его мир перевернулся. Когда он смягчил свой поцелуй, Хелена стала слабее колотить по его плечам и, к его потрясению, робко начала целовать его в ответ.
Где-то в середине своего гнева и сопротивления Хелена перестала думать. Это была единственная причина, объясняющая ее слабеющую волю и превращение ее членов как бы в кисель. Она действовала, или, точнее, реагировала, руководствуясь не разумом, а инстинктом.
Боже, его губы были такие нежные и теплые, теплее, чем она представляла. Там, где они касались ее губ, плоть оставалась горячей и трепещущей. Отросшая щетина Колина царапала ее щеку, но она едва ли замечала это, когда его язык касался ее губ. Его дыхание ласкало ее лицо, а его тихие стоны удовольствия пробуждали что-то примитивное внутри Хелены.
Было ощущение, что нервы ее тела собрались в одной этой точке контакта. Ее груди болели, живот трепетал, чресла горели. Поцелуй Колина как будто возрождал ее к жизни. Это было вдохновляющее чувство, дававшее Хелене ощущение почти всемогущества.
Но когда он уменьшил давление и ненадолго отстранился, давая ей передышку от его стремительной атаки, чувственный туман немного рассеялся, и Хелена стала почти способна рационально мыслить. Это случилось, когда Колин самодовольно произнес:
— Тебе ведь это тоже понравилось, не так ли, дикая кошка?
Так что ее зрение прояснилось. Ее гордость мгновенно встала на защиту, и она стиснула зубы, взбешенная его мужской надменностью.
Он что, считает, что ее так легко завоевать? Что он мечта каждой женщины? Что теперь она превратился в глину в его руках? Ну, уж нет, такого удовольствия она ему не доставит. Стараясь изобразить как можно более скучающий вид, Хелена безразлично пожала плечами.
Колин тепло усмехнулся и потерся носом о ее щеку.
— Лгунья. Открой рот, и я сделаю лучше.
Стараясь делать все наперекор, она плотно сжала губы.
Его поцелуй мог быть потрясающим опытом, высочайшим возбуждением, гораздо более приятным, чем все, что Хелена испытывала раньше. Но она не позволит своим эмоциям управлять ею. И она, несомненно, не позволит самоуверенному норманну превзойти себя.
— Ты боишься?
Колин выгнул бровь.
— Я ничего не боюсь, — ответила она, вскидывая подбородок.
Его взгляд опустился на ее губы.
— Тогда открой рот.
— Нет.
— Я думаю, что ты боишься, что тебе нравится поцелуй норманна.
— Едва ли.
— На самом деле ты предпочитаешь его неловким чмоканьям твоих шотландских парней. — Его глаза блеснули. — Или всех тех жаб, которых тебе пришлось перецеловать.
