Примета | страница 30



Друзья его второй жены,
Смеющейся по-молодому,
В ее глазах отражены
И стать хотят друзьями дома.
Скажи мне, кто твой друг, а я
Скажу, кто ты… Он не был резок,
Но в грозных волнах бытия
Ему мешал такой привесок.
И сердцу были не нужны
Посередине лихолетий
Друзья его второй жены,
А в скором времени и третьей.

ЗАРОК

Нас учили лучшие умы —
И не заикаться,
Чтобы от тюрьмы да от сумы
В жизни зарекаться.
Впрочем, даже горькая беда
Может в бездну кануть.
Все-таки не все, не навсегда
Сохраняет память.
После встреч с тюрьмой или сумой
Можно разогнуться…
В старости со старостью самой
Нам не разминуться.
Станете такими же, как мы,
Доживя до срока…
Что там — от тюрьмы да от сумы,—
От того зарока!

ПОХОРОНЫ ПОЭТА

В дубовых, много видевших, стенах —
С чего, не знаю, вспомнилось про это
Я был когда-то на похоронах
Прекрасного российского поэта.
Народу было мало. Почему?
Ведь он считался классиком, похоже.
Я сам, сказать по правде, не пойму.
А кто там был, почти не помню тоже.
Хотя потом у Слуцкого прочел,
Что были сестры этого поэта,
Учительницы отдаленных школ,
Проехавшие, кажется, полсвета.
В цветах и хвое красный гроб тонул
Посередине траурного зала.
Сменялся равномерно караул,
А сверху тихо музыка звучала.
Впоследствии торжественно пропет,—
Немало миру шумному поведав,
Лежал в гробу измученный поэт,
В себя вобравший нескольких поэтов.
Из нежности был соткан этот путь
С приправой из иронии и соли.
Чтоб сверху на умершего взглянуть,
Я медленно взошел на антресоли.
И сразу на пюпитре скрипача
Увидел ноты «Похороны куклы».
И так обидно стало сгоряча,
Что краски дня холодного потухли.
Ушел, толкнув увесистую дверь.
Троллейбусные вспыхивали дуги…
Но это было — думаю теперь! —
Как некий жест, вполне в его же духе.

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

Всероссийской эстрады жемчужина,
Что вам души сжигала дотла,
Оказалась в тот вечер простужена
И, естественно, петь не могла.
И в гостинице, ставшею сотою
На гастрольном пути у нее,
Полоскала календулой с содою
Драгоценное горло свое.
А над всеми концертными залами,
Что в пространстве сияли светло,
За огнями большими и малыми,
Деревенское детство текло.
А потом заводская окраина,
Где гитара звучит у ворот,
И душа ею сладко отравлена
И навеки взята в оборот.
Разумеется, речь не о старости,—
Впереди еще длительный путь,—
А о той подсознательной жалости.
Что прошедшего нам не вернуть.
Отражение звездного купола
Попадало на стекла окна.
В шарф мохеровый плечики кутала
В этом люксе огромном она.

ЗАГОРЬЕ

На хуторе Загорье

Росли мы у отца.

А. Твардовский