Примета | страница 29



«Живые мертвых потеснили…»

Живые мертвых потеснили.
Живым курится сладкий дым.
В издательстве мне пояснили:
Не скоро мертвых издадим.
Живых так много нынче стало,
Их с планом трудно сочетать…
Но мертвым лучше — мертвых мало,
По пальцам можно сосчитать.

«Поскольку живем впопыхах…»

Поскольку живем впопыхах
В стремительном веке двадцатом,
Люблю я в статье о стихах
Сперва пробежать по цитатам.
И сразу картина встает,
И нету ее объективней,
Покуда в свой скромный черед
Не смыта лавиною ливней.
Однако, собою полны,
На этом общественном фоне
Не только поэты видны,
Но критики как на ладони.

НА ОБСУЖДЕНИИ

— Что ж вы сделали с милым Арбатом
С этой улицей, прежде живой?
В разуменье своем небогатом
Как же вы поступили с Москвой!
Что сказали бы дед или прадед
Вам, ступившим на пагубный путь?
Лучше улице имя утратить! —
Ведь его все же легче вернуть.

«Пенсионер союзного значения…»

Пенсионер союзного значения.
Он утром принимается за чтение
Газет. Но слабы старые глаза.
А тут еще правнучка-егоза.
Пенсионер союзного значения.
Над ним стоит неясное свечение
Былых волос или былых заслуг.
Он жалуется также и на слух.

БОРИС И ПАВЕЛ

Среди поэтов прочих —
Всяк видел, кто умен,—
Стоял короткий прочерк
Напротив их имен.
Знать, кто его поставил,
Подумал: навсегда.
И впрямь Борис и Павел
Исчезли без следа.
И слева тишь, и справа.
Прошел таежный пал.
Про них от Ярослава
Я только и слыхал.
Бедовые ребятки,
Закваска не слаба.
Сыграла с ними в прятки
Суровая судьба.
Их слов протяжный отзвук
Пропал вдали и стих…
Но в долгих зимах острых
Живым остался стих.

«Пчелы этой взяток…»

Пчелы этой взяток,
Печи этой хлеб…
«Позвольте, нельзя так.
Талант ваш нелеп».
Высокое небо,
Крутая стезя.
В таланте — все лепо,
Таланту — все льзя.

«Для писателей…»

Для писателей
Серьезных умных книг
Обязателен
Внезапный острый миг
Возвращения
К начальному добру,
Отвращения
К бумаге и перу.

ДОЧЬ ТРИФОНОВА

И после кратковременной заминки
Друзья, кто группкой, кто по одному,
Поехали — поминки не поминки,—
Но все-таки отправились к нему.
Еще не знали многие — до стона!
…Звонкам обычным не было числа.
Дочь, поднимая трубку телефона,
Всем говорила: — Мама умерла…
Ей было лет четырнадцать в ту пору,
И поражало сразу, что она,
Ища в отце привычную опору,
Была, возможно, более сильна.
Та детская пугающая сила,
Таящаяся в недрах естества,
С которою она произносила
Немыслимые, кажется, слова.
Сидели средь табачного угара,
Внезапных слез и пустяковых фраз,
И вздрагивал, как будто от удара,
Отец, ее услышав, каждый раз.

«Друзья его второй жены…»