Прошли не более половины пути, как Ледатр начал проявлять беспокойство.
- А вам не кажется, господа, что всё слишком просто? - нервно сказал он и взмахнул автоматом. Серафим скривился, шагнул в сторону. Знаками показал Павлу, что бы и он отошёл, а то этот поклонник Троцкого по рассеянности начнёт стрелять во все стороны.
- Я, конечно, уважаю ваше мнение, Павел Андреевич и полностью разделяю его, но всё же? - туманно спросил Ледатр.
- Ничего не понял, - пожал плечами Павел. - Вы, товарищ Римский, так туманно выражовываетесь.
- Каркает, как ворона ... Если сейчас что-нибудь полезет из земли, его работа! - мрачно отозвался Серафим.
- Да нет! - опять взмахнул автоматом Ледатр. - Вы меня не правильно поняли. Я допускаю, что всё силы Машка Циферблат сосредоточила на отражении атаки, но остаться совсем без прикрытия она не может. Запасной тоннель, в котором мы находимся, всегда хорошо охранялся.
- Так и есть. Двоих моров прибили совсем недавно, - хмыкнул Павел.
- Это не охрана, а патруль. Должно быть что-то посерьёзней, например ...
Ледатр не успел договорить, что должно быть в тоннеле. Пол заходи ходуном под ногами, с потолка посыпалась пыль, перекрытия затрещали, раздались хлопки и куски бетона посыпались на землю. Тоннель наполнился гулом, дрожью, один за другим стали гаснуть потолочные фонари. Сквозь шум и треск донёсся крик Серафима:
- Я ж говорил, накаркает! Прибить нужно гада!
Все трое бросаются обратно. Сзади раздаётся грохот и душераздирающий скрип, словно великан медленно ломает о колено столетний дуб. Звук настолько страшен, что Павел обернулся. Напольные плиты из бетона метровой толщины вспучивались и ломались, как первый лёд на реке. Арматурные прутья лопались, словно гнилые нитки. Громадный земляной холм упёрся в потолок, перегородил тоннель. Земля и осколки камня сыпятся вниз, вся поверхность холма движется, как будто течет. Вершина постепенно очищается, наружу выступают странные иглы и шипы. По мере осыпания земли поверхность холма всё больше покрывается шипами и вскоре становится похожей на спину гигантского ёжа. Концы игл белые, затем идёт чёрный цвет, переходит в розовый. Гигантский холм шевелится, вздрагивает и медленно оседает, расползаясь от стены до стены. Земля и камни окончательно осыпаются, на ярко-розовом фоне колышется лес чёрно-белых игл.
- Оно живое, Павел! - потрясённо кричит Ледатр. - Ты помнишь ...
... Живое опять обрело чувствительность. Там, наверху, снова всё пришло в движение. Железные машины сотрясают землю тяжёлой поступью, от взрывов дрожит вода в подземных озёрах, грохот достигает самых глубоких нор в материковой плите. А главное - опять умирают люди и звери, волны страха, ужаса и бесчеловечного удовольствия захлестнули, разбудили от спячки. Но теперь Живое стало другим. Его плоть не такая мягкая, как когда-то. Оно покрыто сверхпрочной шкурой с острыми шипами, способными проткнуть любую броню. И гибкость не утрачена. Если надо, Живое станет длинной тонкой струёй материи, словно вода, проникнет в любые щели, просочится сквозь песок и вновь соберётся в могучий сгусток силы. Пора подниматься! У поверхности Живое оглушил грохот выстрелов. Гранитная материковая плита сотрясается от ударных волн, дрожит, микроскопические трещины раскалывают монолит на куски. Чем ближе поверхность земли, тем больше таких трещин, легче пробираться наверх. Живой массе не надо раздвигать породу, не надо искать норы, по которым вода поступает вниз. Нужно просто подниматься выше и выше, а возле поверхности собраться в единое целое. Когда осталось совсем немного, живая масса нашла пустоту, в которой она смогла поместиться целиком. Клубок живой материи величиной с девятиэтажный дом уменьшился до размера железнодорожного вагона, оброс твёрдыми, как сталь, шипами. Несколько мгновений ничего не происходило, затем тугая струя живой материи ударила в породу, проломила её и устремилась вверх!
