Это дело с фуникулером стоило мне головной боли. Если бы я в очередной раз прислушался к мнению того, кто впоследствии стал моим другом, — комиссара Мерлина, — то сразу смог бы с ним покончить. Но нет! Я поддался азарту погони, вместо того чтобы поразмыслить. А между тем он не раз повторял мне: «Воображение — да гони ты его вон! Преступник как фокусник. Если ты уставишься на его руки — считай, пропал. Главное — не терять из виду его глаз!» Легко сказать!
Преступление было совершено в фуникулере на Монмартре в половине девятого утра в начале марта. Я так и вижу эти места с необычайной отчетливостью, наверное, потому, что стояли холода и Париж был погружен в непривычный туман. Вспоминаю, как желтоватые тучи ползли по склонам Бютта, подобно тем облакам, что в раннее осеннее утро цепляются за склоны холмов в Оверни. С крохотной нижней платформы можно было лишь смутно различить верхнюю станцию, а рельсы, казалось, плавали в пустоте.
Я допросил единственного служащего, который продает билеты и закрывает дверь кабины. Он должен был ее приметить, потому что ей пришлось ждать несколько минут.
— До десяти — одиннадцати часов никогда не бывает много народу, — объяснил он мне. — Особенно на подъем. Несколько человек, которые хотят побывать на мессе в Сакре-Кёр, или ранние туристы…
— Она выглядела взволнованной или испуганной?
— Казалось, она замерзла. Слегка пританцовывала, чтобы согреться, и, главное, она, похоже, очень торопилась уехать.
— А мужчина?
Служащий помедлил.
— Он пришел как раз в тот момент, когда я собрался закрыть дверцу. У меня не хватило времени как следует рассмотреть его. В длинном черном плаще и в кепке или, может быть, берете.
— Не запомнилось ли вам, где они сидели?
— Она пристроилась с краю; он остался стоять.
— Сколько длится поездка?
— Да нисколько. Ну, минуту.
Преступление, совершенное менее чем за минуту, — это уже нечто незаурядное.
Я поднялся по лестнице, так как фуникулер на время отключили. По пути я перебирал в памяти предварительные результаты следствия, которые мне успели сообщить. Жертву звали Жаклин Дельвриер, двадцати трех лет, проживала на улице Лоншан. Комиссар полиции обнаружил ее на том самом месте, где она и упала — в глубине кабинки. Женщину удавили ее собственным шарфом. Во время падения дамская сумочка — очень дорогая, из крокодиловой кожи — раскрылась, и ее содержимое рассыпалось по полу; кое-что закатилось даже под сиденье: футляр для кредитных карточек, губная помада, пудреница, пачка сигарет «Честерфилд», зажигалка и малюсенький шелковый платочек. Без денег, что вроде бы давало основание заключить, что Жаклин Дельвриер убили с целью ограбления, так как эта молодая, очень элегантная женщина — в английском костюме серого цвета от известного кутюрье — не прогуливалась конечно же по Парижу без хотя бы тысячефранковой купюры (в старых франках). Но что явилось абсолютной неожиданностью, так это обнаруженный в правом кармане серого костюма маленький автоматический пистолет с полной обоймой. Более того, в ствол загнан патрон, а сам пистолет снят с предохранителя.
