— Я посетил приют в Банё, — сказал он.
— И что дальше?
— Перечитал твое дело и все понял.
— Поняли что?
— Слушай. Когда тебя замели пять лет тому назад во время этого налета… без гроша в кармане, без документов, без ничего, то сперва подумали, что ты притворялся, будто утратил память, потому что хотел что- то скрыть…
— Это неправда… Клянусь вам, что…
— Знаю. Врачи доказали, что ты не врал.
Мерю присел на железную кровать. Он пытался понять, почему инспектор интересовался им с этой точки зрения, и начинал испытывать страх.
— У тебя в голове большая черная дыра, — продолжал Божар. — Ты больше ничего не помнишь… Ни своей фамилии, ни возраста, ни откуда прибыл… А?
Мерю вздрогнул.
— Да, мсье, — послушно сказал он вполголоса.
— Ты, может быть, еще и оставался там, в приюте Банё, если бы твой бывший хозяин Филиппон не узнал твою фотографию в одной газете.
— Это не моя вина… Я все забыл.
— Да… Ты все забывал… Поэтому ты и не признался. Тебе не в чем было признаваться. Черная дыра!..
Инспектор говорил не сердясь, тихим голосом, и Мерю наклонился вперед, чтобы лучше его слышать. Ему нравился этот голос, он заставлял вибрировать в нем какую- то струну, чувствовать свою беззащитность.
— Да, мсье, — машинально сказал он.
Его лицо казалось страдальческим, он поднял руки.
— Однако, — продолжал он, — мамаша Фуриль меня бы вполне узнала.
— Ну вот!.. Да как бы она смогла тебя узнать?.. В ее магазинчик заходит по пятьдесят клиентов на дню. И притом конфеты эти… может быть, ты их купил за несколько недель до того… за несколько месяцев. Как узнать?
Да, как узнать? Мерю ни на мгновенье не терял из виду рот инспектора, его красные губы, которые едва шевелились, которые беззлобно шептали ужасные вещи.
— Когда ты купил эти конфеты, уверен, что ты и не думал пользоваться ими, чтобы… Впрочем, ты сам признался, что покупал иногда конфеты. Это есть в твоих свидетельских показаниях. Припоминаешь бумагу, которую подписал?.. Ментоловые пастилки…
— Да. Ментоловые пастилки.
— Правильно.
Вечерело. Не видно было почти ничего, кроме двух лиц, одно возле другого, окруженных полумраком, как в исповедальне. Руки инспектора прятались под шляпой, которая время от времени слегка шевелилась.
— Она играла в классики с ребятишками. Потом она пошла, совсем одна… Ты за ней.
Мерю видел перед своими глазами эту девочку, мелом нарисованные классики. Когда-то и он тоже играл в классики.
— Смеркалось, как и сейчас. Стоял небольшой туман. Ты пошел побыстрее, чтобы догнать ее. Ты предложил ей конфет… Ты завел ее на пустырь, знаешь, туда, где висят афиши цирка «Пиндер»…
