Его зажигалка издала короткий сухой звук, и пламя осветило темную лестничную площадку, стены, выкрашенные отвратительной краской шоколадного цвета. Он глубоко затянулся дымом, ожидая мимолетного головокружения, которое ему нравилось. Он чувствовал себя другим человеком. Впечатление было любопытным: он видел себя, слышал себя, подобно артисту, которого только что вытолкнули на сцену под свет прожекторов и который больше себе не принадлежит.
Божар добрался до пятого этажа. Прежде чем постучать, он застегнул на пуговицы свое пальто. Два коротких стука. За дверью раздалось глухое шарканье, ключ повернулся.
— Здравствуй! — любезно сказал инспектор.
Он оттолкнул Мерю и направился в комнату.
— Что вы от меня хотите? — сказал Мерю нерешительным тоном.
Божар искал чистое место, чтобы положить свою шляпу. Под кроватью он заметил пачку сложенных вчетверо газет, разобрал какой-то заголовок. В ящике своего письменного стола он хранил тоже такие же газеты. Те, что от 8 октября:
САДИСТСКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ В СЕНТ-УЭНЕ
ШЕСТИЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА ЗАДУШЕНА НА ПУСТЫРЕ
Те, что от 10-го числа:
ПОЛИЦИЯ ИДЕТ ПО СЛЕДУ ПРЕСТУПНИКА
Те, что от 11-го числа:
ЗАДЕРЖАНИЕ РОЖЕ МЕРЮ, ПРЕДПОЛАГАЕМОГО УБИЙЦЫ МАЛЕНЬКОЙ ДАНИЕЛЬ
Те, что от 14-го числа:
РОЖЕ МЕРЮ ОСВОБОЖДЕН ИЗ-ЗА ОТСУТСТВИЯ УЛИК
Божар перечитал их раз двадцать. Раз двадцать он разглядывал фотографию маленькой Даниель — узкое личико со впалыми щеками и двумя торчащими косичками.
Мерю смотрел на инспектора. В своей фуфайке из голубой шерсти он походил на какого-нибудь мальчишку, лет шестнадцати, который слишком быстро вытянулся, но волосы его были почти белыми. Тыльной стороной руки Божар обмахнул стул и сел, положив шляпу на колени.
— Закрой дверь!
— Что вы еще от меня хотите? — заворчал Мерю.
Он, как обычно, закрыл на один оборот и, прихрамывая, вернулся назад.
— Вы не заберете меня снова?
Голос выдавал, что он трусил. Он оперся обеими ладонями о стол.
— Но ведь я ничего не совершил!
Божар докурил свою сигарету, которая обожгла ему кончики пальцев. У Мерю больше не было сил возражать. В течение тридцати шести часов он все отрицал, в то время как люди напротив него сменяли друг друга и обзывали его, жуя сандвичи: «Признавайся, черт побери!.. Будешь говорить!..», «Ну что это тебе даст, что ты уперся?..». Теперь у него уже не осталось больше сил. Инспектор раскачивался на стуле. Он одолел последнюю затяжку, медленно выпустил дым через ноздри и кинул свой окурок в печку. Он чувствовал себя в приподнятом настроении и был исполнен снисходительности к Мерю.
