— Я знаю. По вашему голосу можно заключить, что вы простудились, миссис Терри.
— Нет.
— Тогда ларингит?
— Я сорвала голос, когда звала на помощь семь или восемь дней тому назад.
Я кивнул.
— Вы увидели судно.
— Не тогда… Когда я стала кричать, не было никакого судна, вообще ничего…
— Понимаю.
— Сомневаюсь.
Я вернулся на кухню. Лук успел подрумяниться с одной стороны. Я перемешал его, налил в сковороду пару чашек воды, растолок ложкой и бросил несколько бульонных кубиков, добавил чуть-чуть черного перца, накрыл крышкой и вернулся в комнату.
Стакан миссис Терри был пуст. Я наполнил его и сел рядом.
— Полагаю, что вы хотите задать мне какие-то вопросы, — проговорила она.
— Да, но попозже. И не для печати, если позволите.
— Неужто в самом деле существует такая вещь — не для печати?
— Как это ни покажется странным — существует.
— И ваши люди держат обещание?
— Как ни странно — держат.
К ней вернулись сосредоточенность, внимание к собеседнику, его словам, движениям, глазам.
Я окинул взглядом комнату.
— Канелли поместил вас в настоящую дыру.
— Дуг был очень добр ко мне.
— Да, я вижу… Одежда, еда, квартира… Убежище.
— Вы хотели вложить в это какой-то превратный смысл?
— Что? Ни в коем случае. Я просто завидую. Мне бы хотелось иметь возможность быть добрым к вам.
Она не улыбнулась. Она была красива какой-то экзотической красотой; при приглушенном свете могло показаться, что она явилась с Востока. И говорила она с едва уловимым акцентом, который явно сохранился с детских лет.
— Знаете, Кристин, ваше спасение стало событием. Может, не самой большой новостью, но весьма заметной, которая разволновала людей. А вот ваше исчезновение из больницы — это действительно большая новость, настораживающая новость, и это может сказаться на вас, на членах вашей семьи и на ваших друзьях.
— Мои родители и брат погибли в авиакатастрофе во Франкфурте пять лет назад.
— Мне это известно, по телеграфу сообщили об этом… А другие родственники у вас есть?
— Двоюродные братья.
— Друзья?
— Знакомые.
— Почему вы сбежали?
— Сбежала?
— Из больницы.
— Это для печати?
— Да.
— Не ваше дело.
— Тогда не для печати.
— Опять-таки не ваше дело.
— О'кей.
— Чем это пахнет?
— Супом. Вы любите французский суп с луком?
— Если он настоящий.
— Это эрзац… Кристин, я испытываю какую-то амбивалентность.
— Очень модное словечко.
— …какое-то раздвоенное чувство по отношению к вам. Моя профессия обязывает меня писать правду.
— Должно быть, очень интересно узнать правду. — Она пожала плечами. — Начинайте писать.
