Он посмотрел на нее с мрачной улыбкой.
— И это было прекрасно. Я хочу увидеть остальное. Прямо сейчас.
Бет взглянула на дверь.
— Мак может вернуться в любую минуту.
— Он не придет, пока мы не уйдем.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю Мака.
— Окно…
— Слишком высоко, чтобы кто-то мог заглянуть.
Бет была вынуждена признать, что он ответил на самые существенные возражения. Она понимала, что ей следует иметь и другие возражения. Но сейчас она не могла их вспомнить.
— А если я убегу?
— Тогда мы подождем.
Бет заколебалась, ноги у нее подкашивались, но в то же время она знала, что ничто не заставит ее покинуть эту комнату, кроме пожара. Очень большого пожара.
— Мне только надо помочь с пуговицами, — сказала она.
Бет освобождалась от одежды, словно снимая одну за другой сложную упаковку, скрывавшую истинную красоту, одежда валялась пестрой кучей на диване в студии: роскошный голубой лиф и верхняя юбка, а затем ярко-голубая нижняя юбка для лета из легкой ткани. Еще две нижние юбки, обе белого цвета. Затем подкладка корсета, и, наконец, Йен сам расшнуровал корсет.
Йен дрожал от возбуждения и знал, что не будет удовлетворен, пока не увидит ее совершенно голой. Он развязал ленточки панталон, затем расстегнул пуговицы сорочки, шелковые вещи мягко опускались на пол, и Бет, перешагнув через них, осталась перед Йеном обнаженной. Она хотела придвинуться к нему, но Йен сделал шаг назад, и Бет, смутившись, остановилась.
Раздеваясь, она растрепала волосы, мелкие локоны выбились из высокой прически. Ее руки были мягкими и круглыми, а ее талия сузилась за годы, когда она носила корсет.
Ее бедра мягко переходили в гладкие и крепкие ягодицы. Он видел завиток ее темных волос в треугольничке между бедрами. Когда он поднимал ее юбки в той маленькой позолоченной комнате, было темновато, но теперь в дневном свете это выглядело еще красивее.
Под его пристальным взглядом она покраснела и сложила на груди руки.
Йен, откинувшись на стуле, наслаждался ее красотой.
— Вам не надо прятаться от меня.
Бет смутилась, потом тихо рассмеялась и закружилась, раскинув руки. Она была так хороша с растрепанными локонами и голубыми, сверкающими в лучах заходящего солнца глазами. Облака сгустились, пошел дождь, но в комнате все сияло.
Бет снова рассмеялась.
— Какая странная вещь жизнь, — произнесла она. — То ты невзрачная компаньонка без гроша, затем — богатая представительница парижской богемы. Минута — бедная работница, в следующую минуту ты покупаешь подарки своему возлюбленному.
