Действительно, вскоре в кофейную вошел молодой паренек и, тщательно пересмотрев все столики, пробрался в угол, где сидели поджидавшие его люди. Это был Ваня, слуга Нея, сегодня утром спасший своего хозяина от апоплексии. Странное сочетание — Андрей и кто-то оттуда, из виллы «Ибрагия», где плачет обиженная отцом, измученная своей любовью маленькая Жанна. Но Ваня не передал трогательно смятой записки. Андрей и не ждал этого. У них были совсем другие дела: Феся поставила на стол стакан чая, отчаянно при этом зевнув. За столиком началось шушукание: наверное, продают фуфайки!
Тихонько Ваня выкладывал:
— Важные документы… я все слышал… продал какой-то мерзавец…
Андрей помрачнел.
— Надо отнять.
— Да, но только сегодня ночью. Завтра уходит дипломатическая почта — отошлет.
Никита спросил:
— А ты дверь нам откроешь?
— Открою.
Ваня спешил: его послали на одну минутку в магазин Зезона за лимоном. Господин Ней, обессиленный утренней беседой со строптивой дочкой, решил подкрепить себя стаканом доброго грога.
Когда Ваня ушел, Андрей, немного помявшись, сказал:
— Слушай, Никита, постарайся, чтобы там было сухо. Убивать ведь не будем?
Никита удивился, даже подбородок почесал.
— Там твоя родня, что ли?
— Нет. Какое там! У меня только жена в Москве, а больше никого на всем свете. Чисто.
— Ну, не родня, так знакомые? Ваня говорил, что у этого французика славная дочка. Может, ты с ней?..
— Я ее и в глаза не видал. Просто говорю, что трогать не стоит: взять бумажонку — и все.
Кажется, Никита усмехнулся: он был немолод, много плавал и много видел. Он знал людей. Но может быть, это Андрею и показалось, а Никита вовсе не усмехался. Кажется, даже, наоборот, он грустно наморщил обветренный лоб. Во всяком случае, прощаясь, матрос сказал:
— Значит, в два у водокачки? Трогать никого не будем, только документ отберем.
Потом, уже дойдя до двери, он вернулся.
— Может, ты не хочешь идти? Тебе ведь в Керчь надо. Так ты скажи, я один управлюсь.
— Нет, что ты! Я с тобой. Значит, в два.
Андрей остался один. Он попросил еще чашечку кофе. Что происходило в нем? Борьба? Радость исполненного долга? Страх потерять любимую девушку? Нет, Андрей был слишком молод, слишком беспечен, чтобы думать об этом. Он сделал свое. Он спас жизнь врага, спас потому, что это отец Жанны, — вот и все. А Жанну он потерять не может. Она выпала сама собой, как выпадает счастливая карта. Она досталась на его долю, как солнце, как здоровье, как революция. Жили же другие весь век без революции. Есть страны, где вместо солнца один туман. Есть калеки или слепые. Есть и жизнь без любви. А Андрей? Андрей родился, чтобы быть счастливым!
