На такие диваны кидали раненых и тифозных. Ночью все бабки в соседстве, слыша бред и вой, усердно крестились. Уходили одни, вслед являлись другие. Раненых, оставленных вместе с пустыми бутылками, добивали, добивали здесь же, в темных, сырых номерах.
Вот в одном из таких номеров феодосийской гостиницы «Крым», в традиционном номере, на почти историческом диване, подпираемый всеми его ребрами, лежал некий мрачный субъект.
В соседних комнатах шла попойка: это гвардейцы справляли полковой праздник, реквизнув по сему, вполне законному, поводу у сонливого татарина, пробиравшегося ночью из Отуз в Феодосию, бочонок вина. Они то орали «ура» в честь своего августейшего шефа, то, вспомнив, что шеф давно отошел в иные миры, чинно вставали и минуту молчали, на английский манер, то просто резвились — не все ж воевать — и, посадив актрису Орлову (она же Ривочка Блох), в, увы, пустой бочонок, чистили ее голые бедра казенным бензином, как в красильне чистят костюм.
Но мрачный субъект не поминал шефа и не возился с Ривочкой Блох. Почему же его не позвали на празднество? Хотя жалкий огарок едва пробивал твердую темень номера, все же было видно, что лежит на диване штатский, в брюках навыпуск. Поглядеть — обыкновенный проезжий. До революции он мог бы сойти за комми или даже за туриста. Но теперь гостиница «Крым» находилась в ведении штаба какой-то армии, кажется, астраханской. Значит, субъект занимал некий пост. Но какой? Этого не знал даже половой Аристарх, хоть сопливый, однако чрезвычайно пронырливый грек. Разные слухи ходили.
Одни говорили: газетный пачкун, все время вертелся в ростовском «Осваге». Другие стояли за Мариуполь: как будто субъект служил там в разведке и даже дослужился до скандала: во время допроса стянул мимоходом с руки инженера Шароля сапфировый перстень; на беду, инженер оказался не только французом, но и свояком военного атташе.
Так или иначе, служба загадочного лица являлась делом прошлым. Наблюдательный Аристарх знал, что в Феодосии постоялец болтается зря и доходов, ни в виде перстней, ни других, не имеет. Вот только разок, заманив мичмана-итальянца с транспорта «Элена» зайти посмотреть коллекцию непристойных открыток, субъект выиграл у него в железку что-то около тысячи лир. Прокидал он их ровно в четыре дня, для чего абсолютно истощил гастрономический магазин Зезона, славившийся не просто «го-», но особым, любительским «го-го-сотерном», а также заставил не менее двух дюжин особ женского пола ознакомиться со всеми удобствами номеров «Крым». После этого он дней десять курил окурки, не выметенные разиней Аристархом, а обедал в дешевой столовке для артистов при кооперативе фармацевтов, куда устроила его одна из четырехдневных фавориток, получившая в свое время за часовой визит целую стопочку иностранных кредиток.
