— так рассказывается о событиях в «Леанідах...».
«...В конце мая, — продолжает автор романа,—большая группа парней и девчат вместе с Горевой и Галиной Ивановной (завучем литературных курсов. — Д. М.) поехала на несколько дней в Ленинград. Это было что-то вроде прощального путешествия. В июне большинство из них должно было навсегда разъехаться по своим городам, оставив Москву и друг друга. Поэтому даже в веселье ощущалась какая-то грусть. И только Гринкевич ехал на север радостный, как будто в свадебное путешествие. Быть с Ириной в одном вагоне, жить в одной гостинице, целую неделю быть с ней... (...) Нет, это было таким нестерпимым счастьем, что кружилась голова... Это был город — мечта. (...) Этот город был похожий на те города, которые снятся в самых счастливых снах детства, о которых потом плачешь, не имея возможности попасть в потерянный рай. (. ). И он (...) знал: все эти дни она отдаст только ему, только для него. Все. Целиком. В этом была какая-то горькая гордость, которая давала ему силы жить. Ирина действительно все отдавала ему: каждый взгляд, каждое движение, каждое слово. (...) ...Десять дней казались вечностью. Десять дней прошли. За два дня до срока она получила вызов из Москвы».
Вскоре после путешествия в Ленинград произошла решающая встреча. «И тут она повернула к нему лицо, какое-то такое незнакомое лицо, что у Андрея все оборвалось внутри. Что в нем было, в этом чужом лице? Конечно, оно было чуть более уставшим, чем всегда. Но главное было не это, не пустые глаза, даже не пересохшие губы. Главным было выражение. Было на этом лице выражение такого пренебрежительного презрения, что во сто крат хуже, чем сама ненависть. (...) Последующее утонуло в тумане. Времени не было. Он не знал, часы прошли или дни. Как будто у пьяного, в глазах остались только редкие обрывки событий. А между тем, он не пил ни капли. Вряд ли он и ел что-то все эти дни. (...) Встретил на улице соседа по общежитию. Тот говорил что-то о том, что его ищут три дня... (...) Значит, три дня не ночевал там. А где? Этого он не помнил». Потом: «Дома, перед тем как лечь спать, он уничтожил стихотворения, посвященные Ирине, уничтожил все бумаги, где хотя бы упоминалось ее имя. Он валился с ног от усталости, но не мог спать, пока в комнате оставались свидетели его слабости и его позора».
А вот свидетельства самого писателя. 28 июня 1960 года Владимир Короткевич писал Юрию Гальперину:
