«Донжуанский список» Короткевича | страница 23
... Я согласилась».
Это события романа. Как они соотносятся с действительностью? Раньше уже шла речь об участии Э. Белютина в защите советской столицы. А вот цитата из воспоминаний Молевой о собственном представлении на литературных курсах: «Представление нового преподавателя Ю. Г. Лаптевым было коротким. Ученая степень. Книги. Журналистская работа. Участница обороны Москвы. Участница Великой Отечественной». Приведу еще одно доказательство насчет правдивости литературной цитаты. 29 февраля 1960 года Владимир Семенович писал из Москвы о Молевой своему другу Янке Брылю: «И все равно, лучше бы не рождаться на свет. Потому что для нее остались считаные годы, возможно, месяцы. Была девчонка. Был взрыв бомбы. И как итог, осколок в околосердечной сумке. И операцию сейчас делать поздно».
Кроме того, процитируем отрывок из «Балады пра галубіныя перы». В ней говорится о парне и шестнадцатилетней девушке, которые в начале войны пошли на фронт:
Хлопцы танкі сустрэлі ружэйным агнем
І забітымі ў полі ляглі. (...)
І дзяўчыну таксама не мінуў свінец.
Гарэлі пясок і трава.
Над грудзьмі белай зоркай застаўся рубец,
Дзе асколак пацалаваў.
Согласно роману, даже после искреннего разговора «так и не дождался твердого ответа (...) сказал Андрей. — Она говорит, что я нерассудительный, разговаривает со мною обо всем, лишь бы не вспоминать того, что было». Это было какое-то наваждение. «Андрею это было тем хуже, что он последние месяцы плохо спал. Он даже ел плохо в те дни, когда не видел ее. Как морфинист без морфия. День проходил в напряженных мыслях о ней, в упрямой, но часто бесплодной работе, в бесцельном шатании по городу. А вечером человек ложился в кровать и часов до четырех не мог спать. Лихорадочные мысли, фантазии, подчас какая-то путаная связь слов, внешне стройные предложения, которые ничего не означают. Потом — тяжелый сон, в котором он ни разу не видел ее. А потом, часов в семь, будто шоковый удар, когда просыпаешься, сидя на кровати».
Во время одной из экскурсий «Ирина все время была спокойной и холодной, ни разу не задержала на нем глаз. Так, сухо пробегала взором. И от серебряного дня и от ее холодности в душе рождалось какое-то ликующее отчаянье».
Иногда трудно было понять, игра это с ее стороны или просто желание убежать от любви. На одной из лекций Горева рассказала слушателям якобы абстрактную историю, фактически посвященную их взаимоотношениям: «Вот я, например, читала недавно роман. Он — американский художник. Она — психиатр из Парижа. Полюбили. Так, как редко бывает. Что делать ему без скалистых гор, без вспаханных прерий, без мамонтовых деревьев? И что делать ей без Парижа, без клиники, без дела своей жизни? И, как ни стараются, любовь гибнет, ведь каждый не может простить второму нежелания жертвовать собой