Четыре жезла Паолы | страница 97
Эге, милая, сказала себе Паола, да ты не хочешь туда лезть! Иначе к чему столько глупых рассуждений. А ну, вперед!
Осторожно, стараясь не зацепить снег даже кончиком пальца, Паола протиснулась в щель полузасыпанного оползнем выхода. Первые несколько шагов пришлось пробираться боком, плотно прижав крылья и утыкаясь носом в стену. Потом стало посвободней.
Свет снаружи еще худо-бедно проникал сюда, но, пожалуй, до полной темноты оставалось не так уж много. Паола кинула на камни тулуп и села, с облегченным вздохом расслабив плечи. Развязала тесемки дорожного мешка, отрезала хлеба и мяса. Жевала неторопливо, наслаждаясь отдыхом после дня полета. Подумала: может, здесь и заночевать? Но тут же толкнуло: нет, надо спешить, чем скорей она пройдет через гору, тем лучше. Запив еду несколькими глотками эля, девушка достала подаренную гномом горную лампу. Скоро понадобится.
Лампа зажглась легко, как старик и обещал. Старательно, слово за словом вспоминая его наставления, Паола защелкнула стеклянную дверцу фонаря, размотала кожаный ремешок, продела конец в пряжку и — ну, с Богом! — нацепила все это сооружение на голову. Так, чтобы фонарь пришелся точно надо лбом спереди. Закрепила пряжку, осторожно повертела головой. Надо же, держится! Светло и руки свободны — в самом деле удобно! Да уж, гномьи мастера на ерунду не размениваются…
Ход вел прямо и ровно, под ноги стелился сглаженный поколениями шахтеров камень. Вскоре стали попадаться узкие ответвления-штреки, но Паола знала — туда не надо. Она шла вперед, пока ноги не начали заплетаться от усталости. А тогда — остановилась, глотнула воды, расстелила тулуп, свернулась на нем клубочком, укрывшись крыльями. Уже засыпая, вспомнила: лампа! Надо погасить, старик советовал беречь… И заснула, не додумав.
Ей снились странные сны; самое же странное, что, проснувшись, она все помнила. Снилось, как она идет по темному тоннелю — этому ли, другому, не понять; как летит над темной водой; как склоняется над источником, набирает воду в пригоршню. Снился кто-то рядом, сильный и уверенный, а кто — не понять. Снилась метель, укрывающая Гидеона. Девушка плакала во сне, плакала и спрашивала: зачем же так, почему — так? А метель смеялась и выла, и почему-то Паола знала: это там, наверху, сейчас, вот так же воет и смеется, и заносит злым колючим снегом тропы, и укрывает путников одеялом, которое никогда уже не скинуть.
Она шла так еще три дня; впрочем, навряд ли эти «дни» совпадали с теми, что наверху. Лампу не гасила: попробовав однажды, слишком перепугалась сомкнувшейся вокруг темноты. Просыпалась, завтракала, шла, сколько хватало сил, потом отдыхала немного, обедала и снова шла. Как толкнуло тогда, в самом начале, тревожное «нужно спешить», так и не отпускало. Подгоняло, подстегивало не хуже, чем кнут — ленивую клячу.