Проснулась, как сказал ей потом старый гном, аж следующим вечером, поздним, почти ночью. Наконец-то она ощущала себя по-настоящему здоровой, отдохнувшей и сильной. Но сразу вставать не стала, позволила себе немного поваляться, представляя дальнейший путь. Надо бы спросить у этого гнома, как окрестные горцы относятся к людям. То есть к людям вообще, это раз, и к Империи, это два. Идти торговым трактом было бы намного проще, чем окольными тропами.
Да-да, и еще много чего надо бы.
Вздохнув, девушка поднялась и принялась одеваться.
Гном кивнул при ее появлении, ткнул пальцем в сторону еще одной, незамеченной вчера двери:
— Уборная там.
— Спасибо. — Паола торопливо шмыгнула за указанную дверь.
Когда вернулась, на столе ждал обед. Вернее, как вскоре выяснилось, ужин. Ели молча, лишь старый гном, посмеявшись над девой-засоней, спросил:
— Что, туго в пути пришлось?
Паола кивнула молча. Вспоминать не было сил.
Когда доели, гном неторопливо убрал со стола, протер столешницу рукавом замызганной рубахи и сообщил:
— Я, пока ты спала, руны кинул. Вотан и правда велит помочь тебе. Странные дела.
— Ты умеешь плести чары рун?
— Нет, почти нет. Но я могу читать знаки.
Читать знаки, спросить у рун о будущем и получить ответ! Паола слыхала, будто это умение встречается среди гномов куда реже, чем способность плести рунные чары в бою или, например, в кузне. Вотан и впрямь знал, куда направить ее путь!
— Я кину руны для тебя, — продолжил старик. — Поглядим, чего скажут.
Выудил из-под своей волчьей безрукавки стянутый шнурком кожаный мешочек, сунул Паоле в руки:
— Держи. Думай.
— О чем?
— Ни о чем, просто думай. Отпусти мысли, пусть идут сами. Дай рунам почувствовать, что у тебя на уме, что на сердце.
— Попробую…
Тяжелый мешочек лежал в пригоршне, и казалось, из него сочится в ладони растаявший снег. По спине побежали мурашки. Отпусти мысли, напомнила себе Паола. Проще сказать, чем сделать. Когда не думаешь о чем-нибудь важном, лезет в голову… всякое. Всякое такое, о чем не хочешь вспоминать. О чем не время думать, потому что она должна вернуться домой, а для этого нужно быть сильной, ведь ее некому больше защищать.
Паола вздохнула раз, другой — глубоко, еще глубже. «На уме, на сердце…» На уме у нее предстоящий путь, а в сердце — боль, тоска и одиночество. А еще есть душа, и душа тоже болит. Сильно. Очень. Так сильно, что об этом совсем не хочется думать.
И не надо. Девушка качнула лежащий в ладонях мешочек, сосредоточилась на его тяжести…
