Я взяла тебя за руку.
— Пойдём к нам за столик.
Ты колебалась:
— Не знаю, найдётся ли там для меня место...
— Тебе везде найдётся место, — заверила я.
Я помогла тебе сойти со сцены и гордо повела к столику. Ещё б я тобой не гордилась! Паша ставил тебя на одну доску с Джеффом Хили и Стиви Уандером, а для меня ты была выше всех.
Я уступила тебе свой стул, а для меня нашёлся ещё один. Гитару ты разместила на коленях, хотя, честно признаться, мне очень хотелось устроиться там самой. Но я на такой вызывающий поступок не решилась. Впрочем... Судьба тут же представила мне новый случай, чтобы "отличиться".
— Шикарно, просто шикарно, — развязно, с сигаретой в зубах, похвалил твоё выступление Паша. — Респектище и уважуха тебе за талант, Яныч. Гы-гы... Разреши пожать руку гениального музыканта, гы.
Ты обменялась с ним рукопожатием, от предложенной сигареты отказалась, а коктейль взяла. Лариса и Оля с почти детским любопытством глазели на тебя, но не потому что видели впервые: впервые им, вероятно, довелось видеть девушку нетрадиционной ориентации — вживую, лицом к лицу. У лопоухого бойфренда Ларисы, видимо, свербело в одном месте, потому что он, поводив между мной и тобой пальцем, как в считалке, спросил:
— Вы, это... Типа, вместе, да?
Удовлетворяя его любопытство и своё желание совершить сегодня нечто "этакое", я сказала с достоинством (как мне казалось):
— Да.
— Смело, — вот и всё, что он мог сказать.
Даже в бухающей по мозгам, ядовито-яркой какофонии клуба можно было порой услышать тишину — свою, локальную, за отдельно взятым столиком. Повисшую паузу разрядил своим гыгыканьем Паша:
— Молодцы, девчонки. Я рад за вас. Мэйк лав, нот уор[3]. Это главное в жизни. Любовь, какая бы она ни была.
— Звучит как тост, — сказала я.
— Гы-гы-гы, — согласился Паша. — За это стоит выпить!
Может быть, выпитые коктейли придали мне смелости сказать то, что я сказала, а может... Не знаю. А ты молчала с гитарой на коленях — молчала запретную песню свободы и любви. Ты не сказала ни слова в поддержку, но я знала, что ты — со мной. "Пить надо меньше", — усмехнулся голос трезвой осторожности, но я презирала его.
