— Галя… — начал было он, собираясь передать сестре приглашение Миложенцких.
— Галинка, — поправила она, как будто Станислава могла интересовать только кукла. — Я возьму ее в мастерскую. Буду по вечерам отрабатывать, заодно и ей сошью. Мы сейчас как раз шьем кофточки и платья из розового шелка. Столько оборок, что хватит и на бант для медведя.
«Сопливые еще!» — подумал Станислав, и ему вдруг стало и смешно, и досадно, что недавним Галиным словам он придавал какой-то особый смысл.
— Галюся, мама зовет! — Панна Дыонизова снова увела девочку.
— Я хотел бы попрощаться, поблагодарить, — рванулся он было за ней.
— Завтра! Завтра! — отвечала панна Дыонизова, как всегда, суховато и резко.
— Завтра, — повторила Кристина. — Завтра придем сюда! А сейчас на Беднарскую!
Станислав неприязненно поглядел на куклу.
— Сделай одолжение, заверни это сокровище в бумагу! — сказал он сурово. — Привлекает внимание, — добавил он, смягчившись, ему не хотелось обижать сестру насмешками, что в ее, мол, возрасте с такими игрушками по улице не ходят.
Они пришли домой, и Кристина сказала вдруг с неожиданной серьезностью:
— У них теперь началась новая жизнь.
Он не сразу понял, о ком идет речь.
— Ты видел, как Галя счастлива, что известие о смерти отца оказалось неверным. И что именно Ирэна Ларис… его нашла, спасла ему жизнь…
Она умолкла. И тотчас же снова заговорила о том же:
— Сташек, а ты видал когда-нибудь Ирэну Ларис?
— Только на фотографиях.
— Она, наверное, красивая. Больше, чем красивая. Все восторгались ею. Ее пением. Когда они познакомились с паном Миложенцким, она уже была знаменитостью. Но вышла замуж и перестала петь. У них родился Антек, потом Галя. Но пани Ларис все равно решила вернуться на сцену. Муж не разрешал. Он любил ее больше всего на свете и боялся потерять. Ну и потерял. Когда она настояла на своем, думали, он сойдет с ума или застрелится. Мать его не могла этого забыть. Во всем винила музыку.
— А ты откуда все это знаешь?
— Марцинка рассказывала, когда мы стирали куртку Стасика.
Кристина говорила об этом так естественно, как будто разгадка столько лет мучившей ее тайны была чем-то самым будничным.
А потом все же не выдержала и, должно быть подражая Марцинке, заговорила восторженно, нараспев:
— Они расстались. Из-за музыки. Из-за пения. Из-за сцены. Любили друг друга больше всего на свете. Но и уступить не могли. Поссорились. «Пока не позовешь — не вернусь», — сказала пани Ларис. А он не уступил. Пани Ларис ни разу не пришла к себе домой. И сюда на Козью. С мужем не видалась ни разу. С Галей тоже. Только Антек у нее иногда бывал. А бабушка убивалась из-за сына и во всем винила музыку и невестку.
