Но вот уже принтер печатает — печать бледная, большую часть текста не разобрать, но фотография вышла неплохо. Сходство с пропавшим мальчиком показалось Бурдену достаточным. «У меня получится», — решил он, перезвонил в американский Центр пропавших детей и заявил доверчивой служащей:
— У меня прекрасные новости! Николас Баркли стоит прямо тут, возле меня.
Женщина обрадовалась и попросила «директора» позвонить в полицейский участок Сан-Антонио следователю, который вел дело об исчезновении Николаса.
Бурден в очередной раз сменил маску — теперь он превратился в испанского полицейского, — позвонил американскому «коллеге» и, пользуясь только что полученной информацией, включая «розовый рюкзак», заявил, что пропавший подросток найден. Полицейский на том конце провода пообещал связаться с ФБР и посольством США в Мадриде. Пожалуй, это было уже чересчур, однако давать задний ход было поздно.
На следующий день в приюте в Линаресе Бурден ухитрился перехватить бандероль из американского Национального центра, занимающегося пропавшими и подвергшимися насилию детьми, адресованную Ионатану Дюреану. Он вскрыл конверт: внутри оказалось то же объявление об исчезновении Николаса Баркли, но уже с четко напечатанным текстом и цветной фотографией. Мальчик на фотографии был невысокого роста, светлокожий, голубоглазый, очень светлый шатен, почти русый. В объявлении перечислялись особые приметы, в том числе татуировка в виде креста между большим и указательным пальцами правой руки.
Посмотрев на фотографию, Бурден пришел в отчаяние. «Мне конец!» — решил он. И дело было не только в отсутствии татуировки: Бурден был совсем другой масти, чем тот парень, у него были темные волосы и карие глаза.
Для начала он сжег объявление, висевшее во дворе приюта, затем поспешил в ванную и достаточно ловко перекрасил волосы. Приятель согласился сделать ему временную татуировку с помощью иголки и обыкновенных чернил. Но как быть с цветом глаз? Бурден лихорадочно пытался изобрести сюжет, который объяснил бы перемены в его внешности: так, допустим, его похитила мафия, занимающаяся детской проституцией. Его переправили в Европу, там пытали, насиловали, проводили на нем жестокие эксперименты… Допустим, на это можно списать изменение цвета радужной оболочки: похитители вводили ему какое-то вещество в глаза. Техасский акцент можно было утратить за три года неволи — ему запрещали говорить по-английски…
И вот однажды, когда охранник зазевался, «Николас Баркли» ускользнул из дома, где он содержался, и тут только узнал, что находится в Испании. Все превращалось в невероятный сюжет, нарушавший основное правило Бурдена «чем проще, тем лучше», но деваться было некуда. Он вернулся в офис приюта. Вскоре там зазвонил телефон, и вновь Бурден снял трубку. Звонила сводная сестра Николаса Баркли, она была намного старше брата, ей уже исполнился тридцать один год.
