«Воровать нехорошо», — сказал Марко и разрубил поднос. Взмах получился не вполне аккуратным, и кончик лезвия оставил тонкий красный след на лице хозяина чайной. Тот сполз вниз по косяку, обеими руками схватил нож и выставил его далеко вперёд. Марко посмотрел на дрожащее тёмное лезвие и, рубанув наотмашь, с усмешкой снёс половину ножа. Хозяин взвизгнул и пополз прочь из кухни, потешно виляя толстым задом. Марко пошёл за ним, весело подпинывая его под ягодицы и круша мечом направо и налево. Слуги робко глядели из-за косяка, а хозяин, повизгивая как голодный поросёнок, быстро полз среди столиков, тяжело стуча коленками в пол.
Последний раз всадив нос чувяка аккурат между ягодиц чайханщика, Марко вышел на улицу и огляделся, ощупывая грудь сквозь одежду — на месте ли драгоценная пайцза, дарованная императором. За её утерю полагалась мучительная смерть, но это не особенно волновало Марка сейчас. Несмотря на то что меч снова привычно бил его по бедру, неясное чувство потери всё ещё никуда не делось, тревожной жилкой пульсируя под рёбрами.
Шлёпая по лужам, он быстро бежал к складу, где, как он надеялся, стояли машины. Он бежал, уже понимая, что не увидит машин, окутанных трепещущими занавесями, словно нарядные джонки на рейде. Он бежал бесконечно долго, разрывая грудью тугой, насыщенный тяжёлыми миазмами тлеющего мусора воздух. Подбегая к перекрёстку, заворачивая за угол, огибая Пошлинный стол, расталкивая локтями шумящую толпу торговцев, раздавая щедрые удары ножнами и бессознательно выкрикивая ругательства в адрес неторопливых крестьян, на скрипучих арбах тянувшихся на Рыночную площадь, Марко знал, знал, чёрт побери, что всё пропало…
Он ударил ногой в створки дверей, но тяжёлый засов, которого Марко в спешке даже не заметил, спружинил, больно отдавшись в стопу. Он выругался, срубил верёвку, хитрым узлом опоясывающую засов, и нетерпеливо отбросил его в пыль.
Двери тяжело отворились.
Машины исчезли.
В косых солнечных лучах, пробивающихся из щелей, оставленных для вентиляции под потолочными балками, плясали столбцы пыли и… всё. Ничего больше. В углу золотилась гора опилок. Машины исчезли.Двенадцать.
— Пожалуй, я — единственный смертный во дворце, который никогда не боялся машины… — начал было говорить Марко, но Хуби- лай засмеялся:
— А как же я?
— Прошу простить мне дерзость, мой повелитель, но ваша скромность кажется мне сейчас лукавством, — кашлянул Марко. — Вы
— император. И не входите в число тех, о ком я сейчас говорил.
