Марко снова целыми днями участвовал в бесцельных рейдах, ночных облавах, заканчивавшихся либо поимкой мелких жуликов, либо вообще ничем. Каждое утро Кончак-мерген, прячась в полумраке среди ширм и занавесей, вполголоса пересказывал ему сводки, полученные ночной стражей за минувшую ночь. Всё выходило не очень здорово.
— Несмотря на приказ императора о поиске женщин-оборотней и запрете всяческих слухов, обсуждающих существование этих мифических существ, в женской половине поговаривают разное, — шелестел мерген, перемежая сочные мунгальские фразы суховатыми мяукающими словами на катайском.
— Только поговаривают? — с усмешкой переспросил Марко, отправляя в рот снопик лапши.
— Молодой мастер, как всегда, проницателен, — усмехнулся в ответ сотник. — Конечно же, никаких слухов не было бы, когда б не сотни следов, которые ночная стража замечает практически каждую ночь. Поговаривали, что активность оборотней зависит от фаз луны, но мы этого не видим. Луна умирает, но следов каждую ночь становится всё больше.
Вчера я отрядил десять «двоек» на поимку лисиц, но следопыты ничего не принесли. Несколько волосков и шерстинок. Рыжих шерстинок, едко пахнущих мускусом. Хе, хотел бы я хоть разок попасть в лапы течной лисицы, — грубовато, по-солдатски ухмыльнулся Кончак-мерген, прикрыв глаза, словно как следует припоминая запах заново.
— Принёс посмотреть?
— Конечно, молодой мастер, — снова приняв безразличный вид, словно спохватившись, проговорил сотник. Он порылся за пазухой и протянул Марку маленькую деревянную коробочку.
Марко с любопытством отколупнул ногтем плотно притёртую крышечку с полустёршимся рисунком. На чистой бумажной тряпице темнели несколько волосков. Марко прикоснулся к одному из них, потянул носом воздух, и сладковатый животный запах ударил его в ноздри, горячим дымком просочился между волосков внутрь черепа тёмный аромат, показавшийся таким же знакомым и родным, как запах материнской груди, и близким, как запах собственного тела, прокатился по Марку как тяжеленный валун. Маго Боло, шепнул нежный девичий голос с караитским акцентом, и вся его плоть немедленно отозвалась на этот зов, тянущей болью толкнув между пол халата. Он поспешно захлопнул коробочку, помотав головой, как лошадь. Морок отходил тяжело, как похмелье. Марко смущённо бросил на сотника беглый взгляд исподлобья, но тот не улыбался. Скорее наоборот. Седые брови поползли вверх, сгребая морщины в тугую складку на лбу, лицо мунгала выражало скорее сострадание, чем насмешку.
