Вечером, возвращаясь во дворец, Марко присел напротив старика, и ему показалось, что сквозь редкие усы катайца промелькнула тень улыбки. Ветер не утихал. Песчаная позёмка стелилась по утоптанной площади ровными полосами, и Марку показалось, что песок складывается в подозрительно ровные узоры. Он сердито тряхнул головой. Взял щепоть песка, размял его в пальцах. Понюхал, покатал, попробовал на ощупь. Песок как песок. Только песчинки не обладали привычной угловатостью и вроде бы ничем не походили на уменьшенные копии камней, которыми ему представлялся обычный песок. Эти песчинки скорее напоминали круглую речную гальку, местами среди них попадались крохотные раковинки и какие-то штуки, похожие не то на панцирь мелких насекомых, не то на засохших креветок. Марко почувствовал усталость, сплюнул, зачем-то перебросил щепоть песка через левое плечо и пошёл к Воротам.
Ночная стража небольшими отрядами заступала на пост, принимая у «дневных» списки нарушителей и разыскиваемых, лениво переругиваясь по поводу пломб на замках, ломаных стрел, числящихся целыми. Толстый седой сотник-катаец, престарелый увалень, непонятно как задержавшийся на должности, точил лясы с пожилой катайской служанкой. До Марка долетел его боязливый шёпот с гуанчжоуским акцентом: «Прибыл с утра, говорили, что пришёл дворец охранять. Да только кто поверит? Знамо дело, он не дворец стережёт. Верно говорю вам, госпожа, этот святой старец стережёт ворота, чтобы оттуда что не вылезло. Он не дворец стережёт… Он город охраняет от дворца».
Марко насторожился. В медленно сходящемся створе ворот он увидел, как старик, казалось, услышал его мысли, и снова лёгкая усмешка пробежала по его сжатым губам, темнеющим сквозь редкие седые усы. Песчаная позёмка бежала к ногам Марка, словно стайка весенних змей, стремящихся совокупиться после долгой зимы. Ледяная струйка пота скользнула по спине. Он даже отдёрнул ноги от струящегося песка. Потом выругался про себя и с силой топнул по ближайшему песчаному ручейку, подняв крохотные пыльные смерчики. Дура-птица тетенькнула в такт откуда-то из ивовой кроны.
Вся следующая неделя промелькнула быстро, как ястребиная тень. Всюду ползли странные слухи, челядь волновалась, в воздухе висело неясное тревожное предчувствие. Разного рода опасения присутствовали во дворце всегда, но на этот раз их источником служили вовсе не волнения на периферии Империи, не угроза бунта, не вдруг возросшая активность найановых лазутчиков или диких бойцов Уцэге, возникавших то тут, то там, разорявших мелкие заставы и исчезавших в весеннем воздухе, звенящем от предчувствия скорой жары. Такая тревога была бы понятной. Но теперь весь дворец буквально вибрировал от иррационального, совершенно беспричинного страха, трясясь, как собака перед землетрясением.
