— Всего хорошего. Спасибо, что подумали обо мне.
Уже собравшийся уходить Роогас остановился и желчно добавил:
— Я думал не только о вас.
— Тогда уж поговорите с… товарищем Каартна.
Одновременно они взяли под козырек и одновременно повернули — каждый в своем направлении.
Андрес Лапетеус был раздражен. Последние слова Роогаса он воспринял как сознательное оскорбление. Что за дело другим до его взаимоотношений с Хельви? Чем больше он размышлял о том, что сейчас произошло, тем сильнее затронутым он себя чувствовал.
Он сердился все больше и больше.
4
На следующий день Лапетеус проснулся в странном настроении. Прежде всего он разочаровался в утре. Вернее, в своих ощущениях после того, как открыл глаза, посмотрел сквозь окно на крыши и трубы соседних домов и сказал себе, что теперь это, значит, произошло. Опять стал гражданским человеком. Гражданский — какое серое, деревянное слово. И настроение было какое-то серое. В мечтах в свое первое гражданское утро он просыпался спокойным и бодрым. Как надлежит человеку, успешно закончившему долгий, длившийся годы, поход и начинающему новый, еще более длительный. Все вокруг светло, просторно, даже празднично. Он неторопливо одевается, не спеша пьет кофе и спокойно обдумывает, с чего начинать свои дела. У него нет сомнений и колебаний, ничто не мучает и не терзает его, он знает, чего хочет, все ясно, и путь, по которому он пойдет, интересен и увлекателен. Это не легкий и гладкий подъем в гору, а тропа, которая потребует всех сил. Так он представлял себе это. Но теперь, когда оно наступило, Лапетеус не ощущал ни особой бодрости, ни подъема. Слегка пульсировала жилка на виске, и все было невыразимо буднично.
Лапетеус посмеялся над собой: почему он должен ощущать какое-то особое опьянение? Он уже полгода знал, что скоро демобилизуется. И разве не излил он свой восторг уже раньше, не продумал все свои возвышенные мысли, не составил энергичные планы?
Это немного успокоило его, но потом неопределенно-тоскливое настроение вернулось снова.
Похмельем попытался Лапетеус объяснить свое плохое настроение и поднимающееся откуда-то изнутри беспокоящее недовольство. Что ж, вчера вечером они еще раз отпраздновали демобилизацию, и весьма бурно. Он пил больше обычного. Уже поэтому у него были причины упрекать себя. Но почему он глушил рюмку за рюмкой? Чтобы забыть слова Пыдруса.
Тот потряс его. Сперва спросил, где Хельви. Когда Лапетеус пожал плечами, Пыдрус долго смотрел на него и наконец произнес:
