— Тут Меркулов предлагает у него землицы прикупить, что ты посоветуешь, Наденька?
Деловитая Наденька тут же засыпала отца вопросами:
— Какую землю сосед продает?
— Сколько десятин?
— Что хочет?
— Деньги сразу платить или в рассрочку?
Получив сведения, думала недолго, умилительно морща лоб, и выносила вердикт:
— Не надо нам такой покупки. Невыгодно. Меркулов и сам это превосходно знает. Погодите, папенька, вот увидите — он на четверть цену скинет!
И как по писаному читала — получив отказ, плут Меркулов молчал два дня, после чего снижал цену на треть! Папенька радовался выгоде, рассыпался в похвалах и из ближайшей же поездки в Смоленск непременно привозил любимой дочери что-нибудь из драгоценностей. Баловал. Надежда благодарила и убирала очередную побрякушку в шкатулку — к драгоценностям она всегда была равнодушна.
Однажды так и сказала отцу:
— Продали бы вы, папенька, мои драгоценности и вложили бы вырученную сумму в какое-нибудь выгодное дело.
Сказала и сразу же прикусила язычок — испугалась, что с папенькой апоплексический удар случится. Он вдруг побагровел, задышал тяжело и руками замахал:
— Ты что, Наденька, с ума сошла? Драгоценности — это капитал, приданое твое, а выгодные дела — бесовский соблазн! Сегодня выгода, а завтра — пшик!
Маменька, Анастасия Дмитриевна, присутствовавшая при этом, выразилась прямо:
— Чудит Надежда — явно замуж ей пора!
Вскоре после этого Карлуша предложение сделал…
А каких сил стоило Карлушу на путь истинный наставить да в люди вывести. Это умер он одним из богатейших людей в Российской империи, а поначалу ведь приходилось каждую копейку считать.
Начальство Карлушу не любило. Можно сказать — даже пренебрегало им, потому что все знали — Карл Федорович мзды не берет. Ну а раз ничего не берет, значит, и начальство уважить ему нечем. Какой смысл такого человека по служебной лестнице продвигать? Никакого!
Карлуша же все вздыхал по несостоявшейся военной карьере и продолжал исправно ходить на службу — семья прирастала ежегодно. Надежда несколько раз намекала супругу на то, что неплохо было бы уйти на вольные хлеба, а однажды, убедившись в бесполезности намеков, вызвала его после ужина на откровенный разговор.
— Карл, не пора ли тебе заняться настоящим делом? — спросила она, глядя в глаза мужу.
— Разве я не делом занят? — удивился тот. — Я…
— Да я не о том! — сердито перебила она. — Твою службу нельзя считать «настоящим делом»!
— Но почему? — удивился Карлуша и даже попробовал возмутиться. — Служба — это, знаешь ли, это… это…
