Тот, кто понял, поднатужась,
и башкою,
и спиной
то, что жизнь такая —
ужас, —
тот уже не крепостной.
Что такое русский ситец?
Он —
грустебушка-любовь
по утрате красных,
синих,
бело-розовых лугов.
Дым —
природе по лицу.
Фабрики подсунули,
но цветочную пыльцу
с дымных дум
не сдунули.
Все, что хитрыми станками
отнято
у мужика,
распускается на ткани
влажным
лепетом
цветка.
Ах, ивановские ситцы,
вы,
краями шевеля,
колосисты,
голосисты,
словно русские поля.
Ситец — поля подаянье,
весь обрызганный росой.
Ситец — это покаянье
перед преданной красой.
И ходили,
строя глазки,
во ивановском ситцу —
он и к Пасхе,
он и к пляске,
он и к ласке,
и к венцу.
Ах, ивановские ситцы,
вы — из радуг,
вы — из роз.
Никогда вам
не сноситься,
а рабочих —
на износ.
Снуют
утки.
Гни
над ними
спину!
Тки,
тки,
тки,
тки
себе
паутину!
Как в империи во ситцевой
хорошо ль тебе висится,
самоубийца, на суку, —
ситцу
предпочел
пеньку?
Оскользнулся
старый ткач
на каком-то камешке.
Аль виною спотыкач,
что ты спотыкаешься?
Ткач лежит,
не ждет врача,
кровь губами выпихнул.
Спотыкач —
вся жизнь ткача,
а не просто выпивка.
Сколотили гроб ткачу,
сани взяли в складчину.
Счастлив мертвый:
«Хоть на кладбище
господином я качу».
Летом выбились,
шепча,
над могилой
травы,
а и на мертвого ткача
начисляют штрафы.
Грех не думать,
а подумать
страшно,
Бог не приведи.
Речка Уводь,
речка Уводь,
от печалей уведи!
Ревут
гудки,
что-то, видно, зная.
Тки,
тки,
тки,
тки
сам себе знамя!
