Золотые россыпи (Чекисты в Париже) | страница 26



— Да ты послушай, Леська, дело поистине грандиозное!

Господи, сколько грандиозных и гениальных дел перебывало уже в этой комнате!

— Да нет же, оставь карты. Тут необходимо и твоё участие.

Леся внимательно и коротко взмахивает ресницами: кажется, это две бабочки одновременно распахнули крылья, показав синие спинки.

— Да, и твоё участие. И оно едва ли не главное. Брось на минутку карты.

Леся ложится на спину и закрывает глаза — бабочки снова сложили крылышки: она уже знает, каким будет её участие. И, пока Мик, расставив ноги и возвышаясь над ней, рассказывает о её роли, она лежит не двигаясь. А когда умолкает, потягивается зевая.

— Так. Значит, в мою коллекцию ещё и чекист. Сифилис у него есть?

Мик возмущённо кривится:

— Ну, вот: «чекист», «сифилис»! Да какая, в сущности, разница между мною и всеми «порядочными» мужчинами, которые у тебя были? Все мы убийцы, грабители и воры, как и он. Плюнь ты, ей-Богу, на эти детские предрассудки!

— Пожалуйста! Я ничего не имею против. Когда отправляться в этот пансион?

Мик садится на кровать.

— Подожди, Леся. На этот раз дело надо вести тонко. Для начала проясним твою роль. Прежде всего, ты вдова. Мужа убили на войне. Дочь профессора истории. Воспитывалась в Швейцарии. Даже не была в России во время войны и революции. Понятно? Такая, знаешь ли, глубоко нравственная, «чистая», «невинная» и всё такое прочее. Ты изучаешь искусство, слушаешь лекции в Академии, в университете. В твоей комнате полно книг по искусству, гравюр, картин. Пианино, конечно. Одеваешься с утончённым вкусом. В поведении этакое, знаешь ли, достоинство, даже степенность. Ты это можешь, нужные элементы есть в твоей натуре, нужно только выпятить их. Ну, вот. Всё это должно импонировать твоему типу. Примитивные люди, так называемые преступники, страшно почитают так называемую чистоту и нравственность. И роман с ним заводить надо осторожно, постепенно, как можно натуральнее. Поначалу даже не замечать, привлекая только чем-нибудь его внимание. Ну, да хватит и твоей красоты. А ещё если оденешься соответственно… Надо завтра купить тебе новое манто, шляпку, туфли…

Леся мрачно улыбается.

— Ну. знаешь, роль весьма… далека от меня. Провалю, братец, в первый же день.

Мик сердито пожимает плечами.

— Ну, вот: теперь «провалю», «не могу», «роль далека»!

— Конечно! Откуда я тебе возьму степенность, достоинство, чистоту? Я уж и забыла, как они выглядят. Ничего себе!

— Леся, перестань болтать глупости. У каждого своя роль. Никто не родится министром. И солидность, и достоинство, и чистота есть у тех, кто лучше играет эти роли и верит в них. Ты посмотри на какого-нибудь портье в министерстве или в банке. Важность такая, что сразу и не поймёшь, чего ради он так важничает. А всё потому, что сам верит в свою личину. Я приведу тебе сколько угодно примеров из жизни наших свежеиспечённых украинских министров. До революции такой деятель был мировым судьёй в провинции, играл в стукалку, выпивал, брал взяточки. Мещанин мещанином, аж воняло от него. Заделался министром, и ты посмотри, какая важность, какая спесь! Притом самая настоящая! Потому как сам поверил: он действительно что-то из себя представляет. Роль министра играет безупречно… Но на сцене без веры, без перевоплощения в иное существо подлинно артистическая игра невозможна. А тебе ведь и перевоплощаться особенно не нужно. Ну, ты не профессорская дочь, но всё-таки училась в гимназии. Ты не совсем вдова, но притом вдова. И так далее. Подумай только, какой гонорар за эту игру получишь! Его не давали и не дадут ни одной кинематографической диве. Миллиарды!