— Тут вы, пожалуй, правы.
— Меня очень удивляет, что вы располагаете таким количеством свободного времени.
— Да так уж вышло. — Я начинал злиться. Сперва подкуп, затем угрозы. Или подмажь, или припугни! Но наряду со злостью мною овладевало странное любопытство. Рендал был не дурак, и я понимал, что он не стал бы заводить со мной подобных разговоров, если бы чего-то не боялся. У меня мелькнула мысль — уж не сделал ли аборт он сам? И тут же он сказал:
— У вас есть семья?
— Да, — ответил я.
— Давно в Бостоне?
— Я могу в любой момент уехать отсюда, если патологические экземпляры покажутся мне слишком уж неприглядными.
Он воспринял это достойно. Не двинулся, не повел бровью, не переступил с ноги на ногу. Только взглянул на меня своими серыми глазами и сказал:
— Понимаю!
— Может быть, вы откроете свои карты и скажете, что у вас на уме?
— О, это проще простого, — ответил он — Меня интересуют ваши мотивы. Мне понятны узы дружбы, я допускаю даже, что личная привязанность толкает иногда людей на безрассудство. Я восхищен тем, как вы горой стоите за доктора Ли, хотя мне куда бы больше понравилось, если бы объектом этой преданности являлся человек более достойный. Однако мне кажется, ваши действия выходят за пределы простой лояльности. Что вами движет, доктор Бэрри?
— Любопытство, доктор Рендал. Исключительно любопытство. Я хочу выяснить, почему все из кожи вон лезут, чтобы утопить невинного человека. Я хочу выяснить, почему люди профессии, основа которой— объективное исследование фактов, решили встать на путь предвзятости.
— Давайте сначала выясним предмет разговора. Доктор Ли делает криминальные аборты. Так или не так?
— Это вы говорите. Я слушаю.
— Аборты запрещены законом. Далее: как и при всяком хирургическом вмешательстве, при аборте возможны смертельные исходы — даже если его делает знающий человек, а не пьяный…
— Азиат? — подсказал я.
— Доктор Ли, — он улыбнулся, — делает аборты, делает нелегально. Как человек — он ведет себя весьма сомнительно. Как хирург — он нарушает законы врачебной этики. Как гражданин Соединенных Штатов— он совершает поступки, подлежащие судебному преследованию. Вот что у меня на уме, доктор Бэрри. И я хочу знать, почему вы суете нос не в свое дело, почему вы пристаете к членам моей семьи. И вообще докучаете всем, вместо того, чтобы исполнять свои прямые обязанности— обязанности, за выполнение которых Линкольнская больница платит вам жалованье…
— Доктор, — сказал я. — Если подходить к этому делу исключительно по-семейному: как бы вы поступили, приди ваша дочь к вам сообщить, что она беременна? Что, если бы она посоветовалась с вами, прежде чем обратиться к подпольному акушеру?
