Литературный двойник Солженицына говорит:
«Гражданин начальник! Я — фронтовой офицер, опыт руководства людьми имею, в делах производства постараюсь разобраться».
И его назначают заведующим производством.
В маленькой голой комнате с дверью из свежей неокрашенной фанеры два стола. На стене около каждого — дощечки. На одной: «Зав. производством», на другой — «Нарядчик». За первым столом в шерстяной офицерской гимнастёрке сидит зав. производством. Начальник лагеря уехал, оставив его своим заместителем и с наказом во что бы то ни стало поднять производительность труда.
Он быстро находит резервы. Вдвое сократить хозобслугу лагеря. Из бухгалтерии, кухни, бани, больницы всех лишних — на работу.
За несколько дней производительность повысилась на восемь процентов.
«Бездельника зуботехника — на общие!.. Обслугу лагеря — прижать! Дополнительные пайки перераспределить!»
Но совместными интригами бухгалтера и доктора Немов устранен с должности заведующего производством. С такой же должности слетел и Солженицын! Он перестал быть начальником, но остался сидеть сначала за письменным столом…
В лагере на Калужской з/к Солженицын пробыл менее года, но казалось ему, что гораздо дольше.
Солженицын был вырван из своей определённости, из своей заданности. Отсюда и полное неприятие происшедшего. Тюрьма, последовавший за ней лагерь были восприняты Солженицыным как нелепейшая случайность в его жизни, как совершенно инородное тело, вошедшее в его жизнь и причиняющее непрерывную боль. Как всякое инородное тело, — тюрьма должна быть убрана из его жизни! Остаться лишь досадным воспоминанием! От этой мысли он не может избавиться. Но сам он не властен, не может вырвать из себя это инородное тело, раздирающее его. А потому легко поддаётся иллюзиям, заражается тюремными и лагерными «парашами», в которых недостатка нет.
Они пробуждают надежду, поднимают дух, вселяют веру…
Люди, оказавшиеся беспомощными против вмешавшегося в их жизнь закона, не могут не тешить себя иллюзиями.
В одной из камер Лубянки 9 мая 1945 года, в День Победы, старик-армянин из Румынии молился: «О, амнистия, амнистия!..» Остальные пять человек, бывших в камере, не умели молиться, но та же жажда амнистии наполняла и их сердца. Был среди них и мой муж.
7 июля 45 года амнистия и в самом деле была объявлена. Увы, она не коснулась 58-й статьи.
И всё же надежда, даже уверенность, что она вот-вот будет, не покидала многих, не покидала и Солженицына.
